Знаковое совпадение: в эти дни нахлынула и другая круглая дата - 70 лет со времени первого участия молодого Греку в «сборной» художественной экспозиции. Двадцатилетнего художника тогда сразу отметили премией. Потом уже была учеба в Бухарестской академии художеств, война, залечивание ран времени и снова - напряженная борьба за право быть самим собой и быть экспериментатором N1 в бодюловской Молдавии. Немногие осмеливались что-то искать в пору мажорных по замыслу, но убогих и серых картин социалистического строительства, на которых неизменные доярки всегда несли полные ведра молока, независимо от настоящих удоев, а бодрые строители с риском для жизни - и без страховки!- карабкались по железным конструкциям высотных зданий. Но он был, как Зевс - с седой гривой, живописный, бодрый, Зевс-громовержец, в апофеозе сотворяющий небо и землю. Он как будто увидел землю Молдовы впервые и уловил ее главные позывные. Музыка ее свадеб. Скрип гостеприимных ворот. Глубокое молчание ждущего Дома. Что может быть проще? А волы? Но какие это ворота и какие волы!Вслед за Брынкуши, прославившим Румынию скульптурами-символами, где две-три плоскости, казалось, вбирали в себя национальную традицию, опыт поколений и знаковую, фольклорную многосмысленность, Греку превратил в живописи простые темы народной жизни в монументальные молдавские символы-обобщения, сотворив свой список избранных образов.Этот список напоминал список самых главных предметов, которые стоило заложить для послания в Космос братьям по разуму, чтобы среди пестроты жизни разных народов, рас и национальностей, городов и континентов они все-таки распознали молдаван. Его картины были не просто живописными работами, они были, как сито с частыми ячейками, в котором задержалось только самое главное. Его работы были сдержанно- лиричным и в то же время самодостаточным и гордым гимном своему народу. Его понимание сути молдавской души, ее базовых ценностей отразилось в них полностью.Он установил иерархию любимых народом образов, согласную с укладом простой жизни крестьянина. Он воспел и возвысил то, что вблизи не кажется чем-то великим. Но без чего никто жить не может, чувствуя «свое». Так сажают орех, роют колодец, пекут хлеб, слушают ручей за садом, не замечая, что могут затосковать по обыденной вкусности подобных вещей. В то время как другие художники из кожи вон лезли, чтобы исхитриться, возвеличить и укрупнить несуществующего человека светлого будущего, сделать его бодрым и неуязвимо привлекательным в латах электромонтера, белом халате хирурга, шапочке академика, Греку медленно брал предмет со стола и еще медленнее рассматривал его так, будто сам превращался в мальчика-с-пальчик, а предмет пух, рос, разрастался до размеров огромной горы.И таким же маленьким мальчиком он смотрел на привычный сельский пейзаж, видя в старых и довольно покосившихся синих воротах какого-нибудь бади Петру – едва ли не монументальные ворота Рая, где стоит в уголке и бренчит заветными ключами сам св. Петр.Но, отдав дань Земле и ее символам - своим знаменитым волам, воротам, людям, пестрым свадьбам и проводам, смерти и материнству, Греку не успокоился и стал осматриваться. Больше смотреть было особо не на что. Поэтому он ушел в небо и жадно предался темам Космоса – первооснове, когда хаос еще только рождает зерно будущего. Для завихрений своего «хаоса», удивительно напоминающего, как теперь выясняется, реальные картины отдаленных уголков Космоса и взрывы сверхновых звезд, он, несмотря на всю свою маститость и возраст, для начала как будто все взял - и забыл. В первую очередь - свою живопись и соцреализм заодно. Для сотворения своего пра-мира начал искать новую технику - пошли «заливки», лаки, смелое использование аппликации, «неживописных» материалов. Он ничего не стеснялся, как бог, которому теперь позволено все.Ведь его покупала сама Третьякова! Его знали республики и за их пределами. А на дворе все еще сторожил мирный покой человек с ружьем - с бровями и в орденах, суровый на вид, но добрый в душе Брежнев. Он шел охотиться на кабанов.Грековское олимпийское легкомыслие действовало на молодое поколение художников как сводящий с ума весенний воздух, случайно залетевший в тюремную камеру. Они бегали смотреть его работы – только его работы – на всех сборных выставках. Персональных-то и текущих тогда не было! Зато были тематические, под выразительными кодовыми названиями, вселяющими в душу бодрость и надежду на светлое будущее коммунизма. Например, «Осень хлебороба», «Труд. Братство. Равенство», « В семье единой». Но худо другое – вскоре выяснилось, что после Греку ПУТЕМ ВОЛОВ И ЗВЕЗД ИДТИ ОКАЗАЛОСЬ НЕЛЬЗЯ.Обобщение открывает, но и навсегда закрывает тему. Путь символов был уже заказан. Но еще долго в молдавской живописи вспыхивали зарницы одиноких выразительных ворот «а-ля Греку», а также - волов со звездами во лбу, веселых свадеб, гуляний и прочего антуражу.Греку, согласно народному утверждению, что в художнике интересно все – и душа, и волосы, и одежда, и мысли - и сам был гигант, глыба и космос. Он был независимым, крупным в кости, насмешливым и косматым - по общему впечатлению. Он притягивал молодых магнитом обаяния, властности и силы. Протуберанцы поседевших волос дополняли впечатление неукротимого таланта. Его слова, сказанные по какому-то поводу, очень часто напоминавшие афоризмы («Бегите подальше, под большим деревом ничего не растет», - сказал он молодой художнице, заметив, что она невольно подражает ему, попав в поле обаяния его живописи), передавались потом из уст в уста – как приговор, римская сентенция или остроумное клише. Вспомнить Греку – значит ответить на вопрос, а есть ли, были ли и в самом молдавском народе люди-символы? Похоже, Греку оставил такой оригинальный след, что вполне может претендовать на это гордое звание.Другое дело, что не все, быть может, скажут про эту выставку, что она дает полное впечатление о творчестве маэстро. Мол, видели, выставки Михая Греку и покрупнее, и более тщательнее отобранные, чем эта последняя. Но выставка в Нацмузее истории тем хороша, что это - живая лаборатория: видишь, как бесконечно и трудно искал себя художник, начиная какие-то периоды и отказываясь от них без сожаления, снова начиная опыт и редко возвращаясь к неудачам. Не очень-то он дорожил маленькими победами, надеясь, что увидит свой монументальный Олимп. Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам – урок.Елена ШАТОХИНА