nedestakaya (proshialinaya)

-"Герметация помята", раздался голос в сознании. Все файлы на месте, ошибок доступа не обнаружено. Евгений посмотрел на потолок украшенный правильными многоугольными вписанностями в окружности с одним центром и только потом заметил что света в комнате нет, как в прочем и центра. Вместо тела была большая коробка из под телевизора электрон c усиками. -Я думал померла.... Без неё тут не обошлось. Евгений пошел к стене, стена вытягивалась вперед при каждом его шаге. Не удивленный случившемся, он быстренько, быстренько ускорил шаг, тем самым усилив деформацию стены. Она вытянулась вперед, закругляясь по сторонам; комната приобрела непривычную для Евгения форму - "форму элипса перед лицом коробки из под телевизора электрон". -Что же это такое!, разсердился Евгений и побежал по маленьким лужам. Такое продолжалась примерно два километра, километр он сердился, километр он бежал по маленьким лужам, твердая субстанция сначала остановила его, потом отбросила назад, резко и неожиданно. Будто долгого похода не было, Евгений снова стоял в центре и смотрел в темноту, центр надо полагать был относительный относительно настоящего центра, на который и была натянута самая непрозрачная жопа. Коробка из под телевизора электрон порвалась при полете, инструкция выпала, телевизора внутри не оказалось. От Евгения остался мокрый, до пота, кусок пенопласта и гарантия на три года в случае поломки. Свет понемногу просачивался. Левая сторона приятно согревала. Впереди рассеивалась, веками стоявшая черная гуща, ослепленного собой охотника за временем временами. Верноков стоял в центре живого организма. Густые волокна тянулись от него куда-то вне, мягкая ткань оберегала его от ударов по спине. Это был глаз без век и ресниц. Евгений выхватывал пучки света и выкидывал лишнее, просто куда попало, даже не собирал в кучки, остальное с нежностью раскладывал на свободных волокнах. Евгений был кристалликом, частью самого загадочного глаза во вселенной. Он чувствовал, как много зависит от его действий, вся реальность проходит через него. Он был сигналом для начала любой фантазии, порой рожденной внутренним светом, слепой верой, эротическим воспоминанием и просто ржавым гвоздём. Кристаллик все равно принимал на себя жесткий контроль потока увиденного и оставлял деформации сознанию, которые мы называем миром. Евгений мог бы назвать себя богом, если бы не потирающая глазное яблоко рука. Волна больно прошлась по телу, Евгения стягивала к центру. Свет приходил, заполнял, а Евгений боролся как в маленьком ведёрке рыба, наверняка выросшая в маленьком ведёрке, предполагаю даже успела наметать икры по стенкам, метался, потому что в ведерке сделали отверстие-дырочку Огромной саперской лопатой с точным хирургическим подходом- "выпил, надрезал, потом заживет, загниет, выпил", последние замыкало на начало, поэтому в начале всегда виден конец(притом дважды) и только потом розовые галлоны жизненного участия(на цвет не стоит обращать внимания, по крайней мере так считают слепые старушки), и конец этот есть свет без цвета и начала. Вот такой конец без начала и спроектировался на поверхность глаз Евгения. Его кости ломились, голова застревала между ног, выстревала, локти ломались, ломали ребра поломанные локти. Евгений кричал пока его возможный рот не закрылся раздавлением. Шок и он точка, точек в точке много, он точка последняя, без рекурсий. Его просто сплющило, протянуло сквозь ушко иглы, как верблюда через собственную прямую кишку, как иглу вставили в стенку, причем надолго, кончик чувствовал себя дюбелем, когда дюбель били (в стену естественно). В не дюбеле дело, дело в твердости, в сопротивляемости нормальному ходу событий, которую Евгений проявлял по ходу этих событий. Евгений толкатель, самотолкался впереди - толкали сзади, все было нормально, как вдруг он крайний в цепи, толкать дальше некуда, дальше толкают только тебя - дальше пустота или как говорит доктор КомМи-ческая ситуация. Вертков почувствовал прикосновение влажных губ, тонкие пальцы в волосах, приятный запах духов и что-то еще. Глаза не поддавались, слиплись как две бетонных плиты, как клей ПВА и нудная канцелярская работа. Правая рука втиралась в глаз, конечно в правый, в левый бы он с права не попал, как не проснулся бы если левая рука не прикасалась к чему-то влажному, теплому и до глотка слюни сейчас необходимому. На постели ночь, огни фонарей, тени деревьев, качающихся домов и его Соня, Соня тоже качается. Она прижалась к Евгению своим телом, просила его руками, губами, дыханием, осторожными движениями и просто шепотом. К Евгению пришла бурлящая волна, захватила его и он проснулся окончательно на самом берегу, где плоть уже была у нее на губах ... где плоть уже была у нее на губах, а губы осторожно прикрывали зубы. Продолжить он не дал. Шершавым языком целую и целую, как стонет твой живот, в груди твоей напряжено все тело, впиваюсь деснами я в шею, - Я так люблю тебя, сказал я тихо, она не слышит. -Скажи это еще раз, скажи, пожалуйста, просила Соня. И я повторил. Будь я проклят, я повторял это и повторял, пока моя безумная пасть не слизывала её кожу вместе с кровью. Жуткий крик был непрерывным и таким же неприятным как чужая зубная боль. Я ел её тело живьём, в считанные часы таки съел. Её обглоданные костяшки рук ещё тряслись от боли и понимания.( -Дура! -Что ты могла понять!) -Думаю ты кончила, дорогая?, - спросил я, призвав в отчаяние какую-то мразь из лекций строронников самой темной стороны жопы. Помутнение прошло..., Вертков уперся в холодный стол, держа в руке все что сталось от правой ноги Сони, правый палец и правую пятку(просто левый палец в правой не живет). На большом пальце ноги красовался жетончик с надписью "СОНЬКА". Я понял что съел труп любимой, пусть так, пусть ты навсегда останешься со мною и во мне; но меня вывернуло от сжатой духоты вокруг на пол, большой красочной почему, духота поглотила и я очнулся в полной темноте безисходности внутренних органов. Лучше бы я не спал никогда и никогда не видел сны, тогда бы я сказал что снов не существует. Заложенная изначальная жестокость, пугала Ворткова, откидывала назад чувство равновесия между тонкой гранью психических весов, которую он тщательно настраивал на работе, во сне ... во всем где ему удавалась проявить себя как факт воздействия. Это была тяжелая борьба за свою целостность, борьба с векторами вдоль осей хауса(пизды) и порядка(хуя). Гирьки творца, то падали на его чувство агрессивной злобы(потенцию), глубинной ненависти к творениям матери природы, то оставляли на перевес всеохватывающую любовь к людям(импотенцию) и всему многообразию сущего. Середины не было и быть не могло. Воздух ворвался в мои легкие, я ощутил запах пота и холод, я был абсолютно голый в черном кубе(ограниченном пространстве) со щелями в ногах, волосами в носу и чирём на шее, страх охватил ситуацией, я позволил ему попытаться выбиться за щели, но кажется они были металлическими и не поддавались. Тогда я завопил как червивая рыба на сковородке, бесшумно, с грохотом по углам и щель открылась. Меня вытащили из заточения, где обычно хранят тела тех, кто уже не боится темноты. Кажется я вышел на изнанку, - Вот она..., страна грубых швов...Я плакал, смеясь от страха быть вонючим. -Вам повезло что сегодня дежурила Лариска. Она единственная молодая особа на все отделение. Все остальные старые глухие бабки, которые или спят на дежурстве, или умирают во сне. -Это что морг?, спросил я обессиленным тоном, старушку с живыми глазами -Что вы сказали? Обижаете, это центр ликвидации остатков! - сказала она с гордостью. Гордость была такой не поддельной, что Ворткову стало стыдно за прожитую жизнь, которая ему казалась теперь поддельной даже в приметивном драче. -Мне бы такую гордость, думал Вортков. -Пожалуйста не колите мне это дерьмо. -Не беспокойтесь, оно поможет вам расслабиться..., дерьмо потекло по венам захватив с собою сухость во рту, мои трубы стояли у меня перед глазами, красные бесконечные коридоры и глупая радость жизни. Меня опять затянуло в неизвестное облако, я сидел в нем как в кресле, оно растаяло и я заснул, как шарик на пластмассе. -Будите его, да будите же... Ворткова трясли не долго, трясли только его ногу, но и этого было достаточно чтобы Евгений выругался как злая собака на пьяного велосипедиста. -Успокойтесь молодой человек, к вам пришел доктор, он вас осмотрит. -Не дышите... вы хорошо делаете вид что не дышите и из зо рта ничего, так себе несет, зайдите ко мне после обеда. Доктор ушёл, ушли и противные руки, теперь никто не трясёт, опять сон. Евгений проснулся окончательно к 12-ти дня. Перед ним стояло то, что напоминало стул без ножек, с написью "Вортков ВАП-293-СС". Соседей по комнате не было. Встать было тяжело, но желание уйти пересилило слабость. Вортков уже собирался упасть задом на что-то без ножек, которое он в начале посчитал брошенной уткой, как та вдруг поднялась в воздух и сама уперлась ему в зад, Вортков не сопротивлялся и сел. Это средство передвижения, без колес, кнопок и рычажков, и мочиться туда не стоит, и это приводило Евгения в замешательство. Повиснув в воздухе, надо было решить что делать дальше, как и где. -К доктору, к доктору, думал я и тут же коляска понеслась по воздуху к двери на выход, на детскую площадку, к косолапому мишке, травке муравке, грибу мухомору, но этим все и закончилось. -Теперь влево, командовал я, ёрзая влево и коляска медленно потянулась влево. -Ясно, она приводится в движение мыслью. Подобное ему когда-то слиплось, он перевозил желтое сено с соседом, для голодных безколесых коров Поволжья на телеге "ЗИЛ". Сон - отвратительный, все остальное время они с соседом ели сено, пили воду, ели сено, пока голые девки бегали вокруг костра и зады их горели. Когда же началась дойка, на этом он проснулся, отбросив фронтовую сучку от себя на расстояние оргазма - только это не сон. Разглядывая аккуратно отделанные стены больницы(судя по всему больницы) я добрался до окошка с симпатичной мордашкой с гордым именем "ПРИЕМНАЯ". -Как мне пройти к доктору? -Консультация стоит три ..., - улыбнулась мне в ответ стеклянная будка. -Всего три ..., усмехнулся я и сделал вид что все понимаю. -Я бы тебе кинул три палки, подумал Евгений, -так кинул бы что ты бы в это окошко больше не выглядывала, давно я не ебался, ну да ладно. -Может сначала выбить ей зубы, а потом заставить сделать миньет, пронеслась тревожная мысль. Евгений потянулся к правому карману пижамы, немного помялся там рукой и достал три золотых монетки. Вполне пойдет за костет. Евгений не помнил чтобы он что либо клал в правый карман, но всегда, когда ему было нужно что-то достать, он лез именно в него и доставал. Евгений просто его называл - Пиздатый карман, почему пиздатый, он не знал, наверное потому что в детстве вырезал фигурки из штата Иллюнойз и клеил их на зеркало. Улыбка на лице девушки сошла, как только золотой металл оказались в ее окошке. -Что вы себе позволяете?! Дежурная быстро натянула на себя трусики и принялась считать пальцы на руках. Ошибка стала очевидной, Верткову ничего не оставалось как надавить на стекло. Когда стекло отдалось и пять пальцев посчитались, пропуск нарисовался и ожидал без очереди, -Доктор вас ждет! - осталось сказать матовым губкам. ПРИЕМНАЯ -Проходите. Евгений зашел в кабинет обклеенный белыми обоями, точно сказать, стены были наклеены на белые обои, стены были очень тонкие, обои напротив, толстые как плохие воспоминания, невыносимо впитывали боль пострадавших, настолько сильно и ненавязчиво вталкивали в твою головку желание остаться пустым и здоровым, что Евгений в отчаянии сжал свои яйца в кулаки, кулаки в яйца, вот такое ощущение жизни. -Тяжело вам наверное, съесть Соньку, было не просто. Меня передернула от мысли что доктор роется в глубине моих переживаний, тех переживаний, достоверность которых мне самому не удалось ни подтвердить, ни опровергнуть. -Думаете я поведусь на этот дешевый трюк с пси-объедками моей памяти? -Ах, вы умнее чем кажетесь, уверяю вас, память здесь не причем, может вы скажите зачем вы здесь?.... доктор замялся....-Ваш приход все объясняет, вы не знаете, на этом месте доктор улыбнулся. -Как вы думаете, я воспринимаю адекватно происходящему? -Не совсем. На этом прием закончился, Евгения стукнули в живот, тело вынесли и положили рядом с обнаженными телами других людей, пол не играл роли. А вот потолок роль играл - роль потолка. Скажите, что тут удивительного, но это как посмотреть на потолок, со стороны потолка или стороны пола. -Очень важно знать момент перехода потолка в пол, - говорил профессор Дудкин. -Если останешься на потолке, когда потолок уже на полу, происходит разрыв человеческой сути, душа рассеивается и больше никто тебе туда не будет капать ни "ЛСД", ни спиртное; и тогда я не смог бы так думать, думать что я это я, не оловянная ложка, не чугунный Ванька-Встанька, не позолота на голубом передничке. Сколько грязи может остаться за пределами переделов когда глаза кислыми гильзами свисают с ресниц на самое толстое собственное, а голова встряла в междущёчную железную дорогу зашейным горбом спазматической спайки. Все по порядку восстанавливается, если надавить на виски, двумя большими пальцами, вот что я и сделал, в свете событий вокруг.. Люди оживали, люди менялись, становились моложе, сильнее и красивее. Надо было решить, стоит ли оставаться на потолке без крыши и собственной души, в комнате без стен и прошлого; или вернуться ко всем, на пол. -Ха-ха-ха, засмеялся Евгений, что-то еще могло веселиться, значит слияние произошло, или как говорят мудрецы, прозрение не за горами, а за кухонной плитой и в спайках нежно белого цилюлита. Вортков жарил яишницу. Евгений лежал на скамейке в городском парке, в самом центе развивающегося эгрогора, ни на миг не засыпающего вот уже тысячелетия. Благодарность и любовь так и перли из его пор, город его принял и он его боготворил, эти чудовищные огоньки из окон чуждых людей, больше не казались такими чужими, эта древняя история жизни теперь не была такой непостижимой. Евгений лежал глазами к звездам, касаясь руками травы. То ли от хорошего настроения, то ли от коньяка, который он употребил перед тем как улечься в скамейку, на лице не сходила довольная улыбка, а в глазах читалась сила приходящая не зря. Неожиданно небо закрыло тяжелая черная тушка. Чьи-то крепкие руки схватили его за горло и задрали юбку. Вортков увидел перед собой возбужденного нигера. Свободной рукой нигер шарил за ширинкой. Нигер был скорее физически бык, чем духовно, но по понятиям философским был. Сексуальный голод в чужой стране помог ему вытащить член и запиздячить фиолетовую головку в промежность Ворткову. От боли Евгений закричал, пустил сразу слезу, за что тут же получил мощный удар локтем в голову. -Малтси сука! Довольный нигер, продолжал трахать свою жертву, пока не кончил. Взял ее голову и не без удовольствия ударил пару раз об скамейку, чтобы та не кончила и не кричала пока тот скрывался в темноте парка. За домом нигер поймал нигерское такси - белое и яркое, и исчез из жизни Ворткова навсегда. От неожиданности и страха за своё бессилие у Евгения закружилась голова, он поднялся со скамейки и увидел картину которая запутала его мысли еще больше. К скамейке подходил довольный собой Володя с двумя бутылками пива и чипсами. Его девушка Настя, лежала с задранной до груди юбкой, по ногам текла капля крови. Похоже его опередили. -Ч.ч.что случилось?, крикнул Володя уже не улыбаясь. -Нигер, нигер, плакала Настя, -он меня изнасиловал(взял силой). -А .ааааааа!, раздался крик, некоторое время Володя бегал по всему парку, заглядывал под каждый куст и камень в поисках насильника. Он уже представлял как отрывает нигеру голову, ебет в жопу деревянной скамейкой, осталось только найти тело. Еще несколько недель, каждый день он будет приходить на это место по вечерам, тихо притаившись на дальней скамейке, где его никто не видит. Володя не терял надежды на месть, в кармане лежал кастет и заточка, в другом он тихонечко дрочил снимая стресс. Настю Володя конечно бросит, но ненависть ко всему черному была, так и останется. Нигер не пришел. Володя стал жить с камнем на душе, впрочем не таким тяжёлым как ему показалось в начале. -Он скрылся за домом!, подсказал ему Евгений, как вдруг до него дошло, что он не видит своего тела, так и не слышит собственного голоса. -Блядь, где я! С другой стороны, ему стало легче - от того, что посчитали очевидно не его жопу, но ощущение выебанности и грязи осталось. Когда нигер трахал жертву, а вместе с ней не удачно заснувшего Ворткова; Вортков не мог понять: как его, солдата спецподразделения "очень тяжелая для произношения буква греческого алфавита", может без особого напряжения ебать стопроцентный уличный черномазый. Еще больше он не мог понять откуда у него, солдата того же спецподразделения, между ног взялась женская часть наименьшего уровня участия. Теперь, когда ситуация прояснилась, Вортков понял, пора просыпаться! Проснуться было не просто. -Прости меня сынок, сказал знакомый голос ниоткуда. Я сидел на скамейке, всё в том же парке, согретый солнцем в закрытых глазах. -Теперь еще и голоса! Что тут происходит?! Я заставил себя подняться, подтянуть штаны, надо было идти домой собирать вещи, ведь я обещал матери навестить ее на днях. Так я и сделаю, над смыслом происходящего подумаю в дороге. ПОЕЗД Ту-ту, понеслось, Вортков как всегда сидел в купе - "плацкарт-туалетный", и думал о том что же произошло с ним в парке и какие же сволочи эти жирные кассирши, с мозолем на языке и сиренивым пузом под настольным слововыблёвывателем. Мешало все, хотя бы писк соседей на ритмычный смыв. Эту закономерность Вортков заметил еще пару лет назад, когда выходит человек, почти через раз происходит смыв. Иногда за один выход встречалось несколько смывов, но это было ради исключения когда выходил сам Вортков. Начало Заржали(на соседних полках купе "туалетного" два комара) -Он жалуется что ослеп во время последнего полета. Представляете, его подруга выстрелила ему оба глаза одним использованным презервативом. -Да ну, презервативом? Оба глаза? засомневался рыжий собеседник. -Это же был бойцовский презерватив. Оба заржали. Водки что ли предложили бы, думал Вортков, совсем отвлекаясь от плана, он скучал. Скоро дом, маленький городишка и может быть знакомые лица снова потревожат его жизнь, или он их, может даже кому-то даст в рыло, Петру например, старому недругу Евгения еще со школьных стульев. -Профессор биологии наблюдал в щелочку как дрочит майский жук. -И как же? -Лапками! -Это что, анекдот? Оба заржали. -Хватит!, крикнул Евгений двум пассажирам сидевших рядом на боковой. На столе мигом появилась бутылка и все сразу вспомнили о стаканах, Вортков не исключался, потому грыстные мысли отложил на потом, когда чужое выпьют - а своё пропьют. О Дудкине Дудкин встретил Евгения, когда тот как раз перебегал дорогу на красный свет. Они оба остановились на дороге в приветствии, и медленно шли к тротуару, поддерживая старушку, которой совсем в другую сторону. Дудкин понимал и выложил ему все что понимал, даже часть того чего не понимал. -Свобода не может быть больше жизни, глупые заторможенные пешеходы - те, кто отдают за нее своё право на вдох не всегда чистого воздуха(Дудкин посмотрел на старушку полезшую на красный свет в ее 85, от нее пахло старушкой), пешеходы которые никогда не дышали всем телом и не дрочили двумя руками, пешеходы которые боятся жизни больше чем смерти, которые испытывают к себе отвращение и кажется этим довольны, да ну их в пизду этих диггеров собственной жопы. Услышав столько незнакомых слов бабулька перекрестилась. -А как же рабы в Древнем Риме, лагеря, тюрьмы, неизлечимые болезни, воины камикадзе, 8-ми часовой рабочий день. Если жизнь есть только переход из одного в другое, разве смерть не станет свободой? -Сейчас ты смотришь на жизнь глазами пидераса поверевшего в бога. А ведь твоя мать мне говорила, что растит мужчину. Тут Дудкин пидирестически запищал, делая вид что смеётся. -Жизнь всегда найдет себе выход, читай ее везде, находи ёе в себе. -Остальное -лишь ее гинекологические инструменты(Дудкин опять посмотрел на старушку), в том числе и мусор на дороге. Дудкин подал успокоительный знак милиционеру, который уже хотел подойти к ним и помочь перейти дорогу насильно. -Смотри как бы тебе самому не попасть в разряд ключевых слов для соседского унитаза. На этом месте Дудкин стал изображать соседский унитаз, пердеть культурно конечно его никто не учил. А так как единственным сознательным соседом Ворткова был Дудкин, Евгений не сомневался что именно так соседский унитаз и выглядит. От увиденного зарябило в глазах, в такой санитарный уголок он бы не пошел даже по нужде, даже по золотой дорожке, даже по голубой каёмочке. -Мне пора, сказал Дудкин посмотрев на молоденькую барышню показывающую ему фак из пальца, при этом нетерпеливо топая ножкой, мокрой немножко. -Удивительный мудак этот Дудкин, но он мне нравится, думал Евгений по дороге к газетному киоску. -Мне пожалуйста два рулона туалетной бумаги и газету "Комсомольская правда". -Извините, но рулонов уже нет, тихо сказала очкаричка. -Ладно, тогда давайте три газеты "Комсомольская правда". -Будем родину подтирать!, - выкрикнула очкаричка вытянув вперед руку, кулак и голову. -Во дура!, поспешил удалиться Вортков на расстояние спасающее от дур. По другой стороне улицы двигалась Соня, она весело трясла сумочкой и подмигивала мальчикам по всякому. -Сонька!, обрадовался Евгений, -Я здесь!, но Соня как специально его не замечала, шла себе шла со встречными. -Цену набивает, подумал он. Евгений подбежал к Соне и попытался обнять любимую... -Ой не надо!, -Я теперь резиновая!, -Если ты меня сильно обнимешь я могу лопнуть. -Как лопнуть?, спросил удивленный Евгений. -Очень просто, в воздухе, на кусочки. Соня почесала свои резиновые ножки, поправила полимерный локон-завитушку, потерла надутые глазки. -Чему ты удивляешься, это все что мне предложили в центре остатков, говорят или резиновая, или никакая. -А я хочу быть красивая! -Какие еще остатки!? Что ты такое говоришь... но тут Евгения как подменили, он сел на тротуар, -В центре говоришь. -Ну да, в самом в самом. К Евгению привалило множество образов связанных и не связанных с понятием центра. Были среди них и те, которые казались отчетливыми воспоминаниями о циркуле, правильных фигурах и шариках из хлеба. -Хорошо, тогда у меня для тебя есть подарок, Евгений стал предельно серьезным. Надо было проверить есть ли у иллюзии границы. -Какой, повеселела раздутая от плохого насоса Соня. Вортков, взял за начало одну из Комсомолок и поджог. -Осторожно! мне больно, - волновалась комсомолка, но терпела. -Верь мне, сказал Евгений и всунул пламя Комсомолки в Сонин бок. Соня не лопнула, немного поплавилась, зато Ворткова сбил проезжающий велосипедист. Так он попал домой, по скорой. -Я буду тебя навещать, кричала вдогонку Соня, газовый болончик брызгал на врачей, зато Соня чувствовала себя в безопасности. Опять поезд. Евгения уже пол часа доставала проводница, лет 30, не замужем. На против плакал полный мужчина, его звали Виктор. У Виктора были разбиты очки и нижняя губа кровоточила. -Вот что вы наделали, теперь весь вагон в крови!? -Я никого не трогал. -Кто заплатит за разбитое окно в туалете?, проводница явно намекала на денежное вознагрождение, разбитая харя Виктора Петровича, ее меньше всего волновала, общение с ней тяготило. -Но почему я, почему?, причмокивала разбитая харя, -кто возместит... Харю разбили опять. -Давайте пиздить харю, заигрывал Евгений к коротконогой, кривой, и во всех положениях асимметричной проводнице 4 вогона. -Давайте, тихо ответила она, врезав Виктору Петровичу в ухо каблучком Винницкой фабрики "Кривоноженька". -iще! Лариса, схватилась в азарте за голову Виктора Петровича и в ярости забила нею болтавшийся с 1976 года шуруп на спальной полке. Вортков вышел, главное что теперь его точно никто ни в чем не обвинит, а значит он чист. Лариса продолжала измываться над бесчувственным телом, принесла совочек для угля и заехала им пару раз все по тому же уху Виктора Петровича. В ней так и не проявилась симметричность жизни. Ограниченная пространством, она вспоминала все унижения когда либо имевшие место в 4 вагоне и мстила. Теперь у неё есть свой собственный совочек, только пасочки она делает из мяса. Опять о Дудкине. Дудкин уже час находился в состоянии разорваны, напевая бесконечное омм и изредка отрыгивал тяжёлую картошину фри-ки. -Рыг, рыг, рыг, напевал Дудкин -Рыг, рыг, рыг,. -Долго ты еще будешь сидеть и издавать рыго-звуки, спросила его девочка с факом из пальца. Твои рыго-волны больше не вызывают во мне рыго-интерес, меня не тянет отвернуться на небо, не бегут мурашки по спине, это банально, не этично...МЕНЯ НЕ ПРiТ!, вык.к.к.крикнула Виолета и ударила Дудкина по мизинцу сковородкой с приставшей ко дну и на дне фри-ки. Ее звали Виолетта, она прекрасна и юна, у неё есть всё, прозрачное платьеце и тумбочные бикини, подушечки на пальцах и ямочки в щеках, чистые как осеннее озеро глаза, тупенькая улыбка, не по возросту умная привычка ничему не удивляться и физически развитая часть, которая особенно полезна в отношениях с последним мужчиной. Первое пугало Дудкино очень сильно, второе затупляло первое. Все это не мешало ей с чувтвенностью откачивать у Дудкина жиненные силы. Дудкин не мог долго корчить перед нею идиота, его жизнь была в опасноти, он нуждался в помощи друга. v dni scholinih canicul.................