Мечта Джона Оноже
Мечта Джона Оноже
Когда я попал сюда, я даже не знал, где я оказался. Я приехал в 1999 году, принял статус беженца, и два года не мог получить документы, не мог получить документы, и остался дома – мне было нечего есть, я не мог работать. Одна японская женщина обещала мне сделать документы, но не смогла их сделать. Что тут поделаешь? И я начал работать с одним парнем, одним парнем на автовокзале. Мы продавали газеты и журналы, вместе, вместе. В комиссариате по беженцам я начал учить язык. Я не учил два языка, я учил только один язык, комиссариат так сказал – румынский язык! Я ничего не знал. Я бы выучил два языка – без проблем. Но я ничего не знал про русский язык, ничего не знал. Сейчас я расскажу всё, сейчас. Я начал работать и увидел, что имею проблемы каждый день. На рабочем месте, где работаю. Кто-нибудь спрашивает этот язык, а я не понимаю, я только один язык знаю, который учил. И не давали мне работу, я не мог работать. Я вернулся туда, где я жил, на Старую почту, но никто не хотел учить меня русскому языку. Никто. Была одна женщина, преподаватель, которая давала мне частные уроки, я начал учить русский язык, но через несколько месяцев она уехала. Проблемы продолжались, продолжались, продолжались, я не мог получить документы, и я замкнулся. Тогда я стал учить историю, мы все учили историю, мы учили об этой стране. Настоящую историю, не фальсифицированную. И я начал читать газеты, я читаю газеты, понемножку, я читаю Jurnal de Chisinau. Потому что Jurnal de Chisinau помогал мне - за газеты, которые я оттуда брал, я не платил. Новые надо покупать, а старые так дают.
В том году у меня было много плохого, была драка, меня побили. Я возращался домой, может быть в одиннадцать часов. И меня сильно избили, меня побили там, на Старой почте, и я попал в больницу. По какой причине? Меня побили потому что я там жил, снимал комнату, на Старой почте, комнату снимал, и меня побили. Где мне жить, если я не буду снимать? Если не буду снимать квартиру или комнату? Где мне жить?
Мафия. Я не знаю откуда они, но это мафия. Я не знаю. Какая мафия? Не знаю. Побили меня. Почему так? Я лежал в больнице несколько недель, и они пришли ко мне в больницу! В больницу ко мне пришли! Я сбежал оттуда в церковь, сбежал со Старой почты и там сидел, я жил в церкви.
И тогда я решил просить проездные документы, хотел уехать, в Европу уехать. Я просил паспорт, паспорт беженца, а не мигранта, но мне отказали, не дали паспорт. Вот так, не дали. И я перебрался на Ботанику, и там тоже были проблемы. Я работаю, снимаю комнату с хозяйкой, со старушкой, и приходит ко мне мафия. Я про мафию ничего не знаю. Они забрали мои руки, да-а-а! Что я сделал? Что я сделал, у меня ничего нет? Надели на меня наручники, да. Но не ночью! Это была моя удача! Была бы ночь, меня бы убили. Люди вызвали полицию, полиция всех забрала. У меня текла кровь от наручников, кровь текла вот здесь. И я попал в больницу, в следущие дни в больницу попал. Туда пришёл прокурор, и пришёл ещё кто-то. Я им всё объяснил, и они оставили меня в покое.
И опять ходил просить паспорт и опять отказали. Точно так же. Точно так же. И тогда я перебрался с Ботаники. Перебрался, перебрался. Перебрался на Боюканы. Там я снимал комнату, или нет - две комнаты. Я пришёл домой вечером, а кто-то стучит в дверь. Я не знаю, что я сделал? Пришли два полициста. Что я сделал? Что такое? Говорят, что я хочу убить детей в этом доме. Каких детей? Тут нет детей, только один парень без детей. Я не видел детей, я ухожу утром, прихожу вечером, какие проблемы? Пошли в сектор! Они сказали - давай пошли в сектор! И написали там экспликацию, протокол, да. Какой протокол, что я сделал? Подписывай! Я не буду подписывать, я ничего не делал. Там было много людей в секторе, и много людей оттуда ушло. А остались только мы вдвоём – я и полицист. Два часа ночи. Остался там в два часа ночи. И он сказал - если ты не подпишешь, я тебя убью. У него было большое огнестрельное оружие. И я сказал - зачем чтобы меня застрелили, как мне воевать с полицистом? И подписал. Тогда меня посадили в полицейскую машину, отвезли в сектор Скулянка и закрыли меня там. Что тут скажешь? Что я сделал? Очень плохо. Такой грязный запах. Я спал на полу. Не давали есть, не давали что-нибудь купить, пять дней ничего не ел, а через пять дней, кто-то сказал - где этот парень, надо отправить его в суд. И я попал в Боюканский суд, который здесь, который. Судья спросила – какие проблемы? Я всё объяснил, судья знала меня – это тот парень, который продаёт газеты – о, боже, такой запах, такой запах от этого парня, быстро иди домой! И отпустила меня, отпустила. И я пошёл домой.
Слушай меня хорошо – я борюсь за свободу. Я решил, что буду бороться за свободу. Против мафии, мафии, да, которая убивает людей за квартиры. И тогда я пошёл в политику. Я давно хотел в политику, но я не знал русского языка, некому было меня научить. Раньше думал - нет, нет, не пойду. И опять написал заявление, чтобы получить паспорт, и мне отказали, это было уже в 2010 году, мне отказали. Я пошёл к Гимпу, временному президенту, и Гимпу сказал – у-у-у, нет, нет, мы очень, очень заняты! Тогда мы пошли на площадь с Олегом Брегой, мы немного делали шум, каждый день, то тут, то там шумели, и Гимпу всё подписал. Сделали мне документы, документы сделали, и молдавский паспорт, все сделали!
И тогда я сказал – эй, давай бороться за свободу, за свободу, за фридом, за свободу. Я хорошо читал газеты, я знаю, что режиуня Молдова была оккупирована Красной Армией, я читал в газетах, которые я продаю – оккупанты, мафия, мафия, мафия, да, эти люди оттуда. И у них есть партии, партии коммунистов, нет? И я начал говорить людям о российской мафиозной оккупации, потому что оккупанты и мафия очень связаны, их очень трудно ликвидировать, одни связаны с другими, очень трудно. Мафия полицистов, мафия прокуроров, мафия судей, все связаны, очень, это не решается так просто, нет, не решается.
Я читал Конституцию, я читал, что Молдова – нейтральная страна. Нейтральная. Для чего? Люди, которые написали Конституцию, не очень хорошо думали. Если Красная Армия осталась здесь, разве это надо писать? Не надо. На мой взгляд. Это мой взгляд. Когда у нас будет НАТО – мы будем свободными. Организация Северо-Атлантического договора. Мы войдём туда. Конституция нас блокирует, но мы войдём через объединение, объединение с Румынией. Россия не может воевать с НАТО. Потому что в НАТО много, много стран. Это моё мнение, моё мнение, да. Но Молдова оккупирована, оккупирована мафией. Коррупция никогда, никогда не закончится, пока будут российские оккупанты.
Я учился в университете, учился, а потом у меня был мастерат. Финансы и банкаре учился. Я был профессор де банкаре до войны. А потом не было еды, не было лекарств. Я видел войну – почему нет, много людей погибло. Я не знаю, что там сейчас.
Молдова нейтральная страна, и мы не можем ничего сделать с Красной Армией. Ты видел, что случилось в 1992 году на Днестре? Много, много людей было убито. Мы не можем воевать с Россией, Россия это 190 с чем-то миллионов человек, а Молдова – маленькая страна, сколько здесь людей?
Я не против русофонов, но русский язык не должен быть национальным. В конституции молдавский язык – хорошо, пусть будет молдавский, будем говорить на молдавском языке в публичных институтах. А русский язык пусть останется с вами – говорите дома, в семье на вашем языке, я не против. Только не государственный язык. Видишь, да? Такое моё мнение. Вывести русскую армию, и вот будет хорошо. Оккупанты, мафия будут ликвидированы. Понимаешь, что я сказал? Коммунисты сколько лет были у власти, многие люди были убиты, многие были застрелены. За квартиры. Смотрите, каждая квартира, каждое здание оккупировано мафией. Это – оккупировано мафией, и это, и то! И где я живу в общежитии – тоже. Да!
У нас нет свободы, совсем нет. Свобода придёт только на пути Великой Унири с Румынией. Ты понял? Россия оккупирует нас двести лет. И Россия не хочет выходить отсюда. Ты посмотри, что сделал Комрат! А если русофоны хотят – хорошо, пусть идут туда, пусть оставят нас. А мы будем говорить на нашем языке, и мы будем свободны! Такое моё мнение! Я говорю – свобода, свобода!
Референдум не нужен, нет. Русофоны опять откажут! Слушай меня - русофонов сюда привезли, множество колонистов из России привёз сюда Ленин, очень много. Посмотрите на Бельцы – русофоны контролируют Бельцы, русофонов много, поэтому коммунисты всегда на первом месте на выборах. Бессарабцев мало, многие уехали. Если мы сделаем референдум, то проиграем, не надо референдум, не надо. Референдума не надо, не надо, не надо. Много, много, много русофонов. Не будем делать здесь референдум, не будем.
Я бессарабец, я бессарабский румын, я так думаю. Я не говорю на языке крио, я его не использую. Не хочу. Я выучил государственный язык и адаптировался с молдавским народом, я как все, где я живу.
Расизм? Да, это есть. Но расизм исходит от членов коммунистической партии. Президент Воронин сказал мне на площади, что я обезьяна, живу на дереве и там бегаю. Он так сказал. Я подал в суд на него, но прокуратура сказала – нет, это не расистские высказывания, нет. Я привык к этому, мне часто говорят такое, я не обращаю внимания. Обезьяна, обезьяна, манки, маймуца, макака - я привык. Меня так называют потому что я протестовал против коммунистической партии, потому что я не знаю русского языка, не использую русский язык на работе.
Я пытался завести семью, но коммунисты мне не позволили. Я два года общался с девушкой, и когда мы проходили мимо российского посольства, какой-то полицист остановил меня и попросил документы. Какие документы, потому что я разговариваю с девушкой? Я показал ему имиграционные документы – смотрите, всё правильно. Полицист сказал девушке: Ты видела какого он года? Он чёрный! И она сбежала от меня. Я звонил ей, звонил, звонил, она не ответила мне. Разве не стыдно им, разве не стыдно? Я пытался, пытался, и не получилось. У меня есть много знакомых, но не получилось завести семью. Живу без семьи. Что поделаешь? Это не моя вина, не моя, это вина оккупантов. Мафия. Свободы, свободы нет у нас, нет свободы.
Я хочу посетить Африку, почему нет? Но я не могу это сделать. У меня есть молдавский паспорт и я могу поехать, но деньги, где взять деньги? Мафия. У меня есть индивидуальное предприятие, но очень трудно что-то делать. Очень плохое было место на рынке, туда никто не заходит и не покупает. Я стоял неделю и ничего не продал. Я пошёл к начальнику, и он поменял мне место. Ты понял? Начальник поменял! И тогда рассердились люди, пришли ко мне, сказали – туда иди, а потом пришла полиция и забрала мои товары, мои товары. Половину забрали и убежали. Половины нет. Я подал в суд, в муниципальную прокуратуру подал, но ничего не получил до сих пор. Видишь как мафия со мной воюет. Я не могу делать что-то другое, чтобы иметь много денег. Свободы нет, я говорил – нет свободы в этой стране. Красная Армия остаётся, окупационная мафия действует. Коммунистическая партия, да.
Тоже проблема – русофоны, их дети, которые тут родились. Захватили все партии. И протягивают руки к власти. Они повсюду. Захватили все места. И демократическая партия, и либерально-демократческая, и либеральная – везде половина русофонов.
У меня нет доверия к Киртоаке – окупант-мафия контролирует примарию. Русофоны контролируют Киртоаку? Я не знаю. Потому что Грозаву, вице-примар, не настоящий молдаван, нет, может быть, наполовину. Я так думаю.
Когда я участвовал в протестах против коммунистов, они прогнали меня с площади, а сотрудник полиции Сильвиу Мушук, бывший шеф муниципальной полиции, забрал мои вещи, телевизор тоже забрал, у меня теперь нет ничего оттуда, и деньги которые туда положил, всё забрал, и не отдал назад.
Я не против договора об ассоциации с Европой, нет, я не против.
Я мечтаю иметь семью, иметь свою семью. Нашу. Мою семью. Мафия отказывает мне в этом. Я не знаю, по какой причине. Наверное потому, что я участвую в протестах. Мне трудно создать семью, у меня нет денег. Но я католик, я верующий, хожу в церковь каждое воскресенье. Ты видишь, без моей церкви я бы остался на улице. А сегодня я там не был, не получилось.
Я учил историю, я знаю. В 1918 году была Великая Униря, а потом Сталин опять забрал эту землю и еще Северную Буковину. Свободы нет в этой стране, тут русофоны. Когда Россия нас покинет, мы будем свободными, мафиозной оккупации не будет.
Меня не интересует ничего, только свобода. Ничего другого не надо, нет – только свобода.
беседовал Олег Краснов
Когда я попал сюда, я даже не знал, где я оказался. Я приехал в 1999 году, принял статус беженца, и два года не мог получить документы, не мог получить документы, и остался дома – мне было нечего есть, я не мог работать. Одна японская женщина обещала мне сделать документы, но не смогла их сделать. Что тут поделаешь? И я начал работать с одним парнем, одним парнем на автовокзале. Мы продавали газеты и журналы, вместе, вместе. В комиссариате по беженцам я начал учить язык. Я не учил два языка, я учил только один язык, комиссариат так сказал – румынский язык! Я ничего не знал. Я бы выучил два языка – без проблем. Но я ничего не знал про русский язык, ничего не знал. Сейчас я расскажу всё, сейчас. Я начал работать и увидел, что имею проблемы каждый день. На рабочем месте, где работаю. Кто-нибудь спрашивает этот язык, а я не понимаю, я только один язык знаю, который учил. И не давали мне работу, я не мог работать. Я вернулся туда, где я жил, на Старую почту, но никто не хотел учить меня русскому языку. Никто. Была одна женщина, преподаватель, которая давала мне частные уроки, я начал учить русский язык, но через несколько месяцев она уехала. Проблемы продолжались, продолжались, продолжались, я не мог получить документы, и я замкнулся. Тогда я стал учить историю, мы все учили историю, мы учили об этой стране. Настоящую историю, не фальсифицированную. И я начал читать газеты, я читаю газеты, понемножку, я читаю Jurnal de Chisinau. Потому что Jurnal de Chisinau помогал мне - за газеты, которые я оттуда брал, я не платил. Новые надо покупать, а старые так дают.
В том году у меня было много плохого, была драка, меня побили. Я возращался домой, может быть в одиннадцать часов. И меня сильно избили, меня побили там, на Старой почте, и я попал в больницу. По какой причине? Меня побили потому что я там жил, снимал комнату, на Старой почте, комнату снимал, и меня побили. Где мне жить, если я не буду снимать? Если не буду снимать квартиру или комнату? Где мне жить?
Мафия. Я не знаю откуда они, но это мафия. Я не знаю. Какая мафия? Не знаю. Побили меня. Почему так? Я лежал в больнице несколько недель, и они пришли ко мне в больницу! В больницу ко мне пришли! Я сбежал оттуда в церковь, сбежал со Старой почты и там сидел, я жил в церкви.
И тогда я решил просить проездные документы, хотел уехать, в Европу уехать. Я просил паспорт, паспорт беженца, а не мигранта, но мне отказали, не дали паспорт. Вот так, не дали. И я перебрался на Ботанику, и там тоже были проблемы. Я работаю, снимаю комнату с хозяйкой, со старушкой, и приходит ко мне мафия. Я про мафию ничего не знаю. Они забрали мои руки, да-а-а! Что я сделал? Что я сделал, у меня ничего нет? Надели на меня наручники, да. Но не ночью! Это была моя удача! Была бы ночь, меня бы убили. Люди вызвали полицию, полиция всех забрала. У меня текла кровь от наручников, кровь текла вот здесь. И я попал в больницу, в следущие дни в больницу попал. Туда пришёл прокурор, и пришёл ещё кто-то. Я им всё объяснил, и они оставили меня в покое.
И опять ходил просить паспорт и опять отказали. Точно так же. Точно так же. И тогда я перебрался с Ботаники. Перебрался, перебрался. Перебрался на Боюканы. Там я снимал комнату, или нет - две комнаты. Я пришёл домой вечером, а кто-то стучит в дверь. Я не знаю, что я сделал? Пришли два полициста. Что я сделал? Что такое? Говорят, что я хочу убить детей в этом доме. Каких детей? Тут нет детей, только один парень без детей. Я не видел детей, я ухожу утром, прихожу вечером, какие проблемы? Пошли в сектор! Они сказали - давай пошли в сектор! И написали там экспликацию, протокол, да. Какой протокол, что я сделал? Подписывай! Я не буду подписывать, я ничего не делал. Там было много людей в секторе, и много людей оттуда ушло. А остались только мы вдвоём – я и полицист. Два часа ночи. Остался там в два часа ночи. И он сказал - если ты не подпишешь, я тебя убью. У него было большое огнестрельное оружие. И я сказал - зачем чтобы меня застрелили, как мне воевать с полицистом? И подписал. Тогда меня посадили в полицейскую машину, отвезли в сектор Скулянка и закрыли меня там. Что тут скажешь? Что я сделал? Очень плохо. Такой грязный запах. Я спал на полу. Не давали есть, не давали что-нибудь купить, пять дней ничего не ел, а через пять дней, кто-то сказал - где этот парень, надо отправить его в суд. И я попал в Боюканский суд, который здесь, который. Судья спросила – какие проблемы? Я всё объяснил, судья знала меня – это тот парень, который продаёт газеты – о, боже, такой запах, такой запах от этого парня, быстро иди домой! И отпустила меня, отпустила. И я пошёл домой.
Слушай меня хорошо – я борюсь за свободу. Я решил, что буду бороться за свободу. Против мафии, мафии, да, которая убивает людей за квартиры. И тогда я пошёл в политику. Я давно хотел в политику, но я не знал русского языка, некому было меня научить. Раньше думал - нет, нет, не пойду. И опять написал заявление, чтобы получить паспорт, и мне отказали, это было уже в 2010 году, мне отказали. Я пошёл к Гимпу, временному президенту, и Гимпу сказал – у-у-у, нет, нет, мы очень, очень заняты! Тогда мы пошли на площадь с Олегом Брегой, мы немного делали шум, каждый день, то тут, то там шумели, и Гимпу всё подписал. Сделали мне документы, документы сделали, и молдавский паспорт, все сделали!
И тогда я сказал – эй, давай бороться за свободу, за свободу, за фридом, за свободу. Я хорошо читал газеты, я знаю, что режиуня Молдова была оккупирована Красной Армией, я читал в газетах, которые я продаю – оккупанты, мафия, мафия, мафия, да, эти люди оттуда. И у них есть партии, партии коммунистов, нет? И я начал говорить людям о российской мафиозной оккупации, потому что оккупанты и мафия очень связаны, их очень трудно ликвидировать, одни связаны с другими, очень трудно. Мафия полицистов, мафия прокуроров, мафия судей, все связаны, очень, это не решается так просто, нет, не решается.
Я читал Конституцию, я читал, что Молдова – нейтральная страна. Нейтральная. Для чего? Люди, которые написали Конституцию, не очень хорошо думали. Если Красная Армия осталась здесь, разве это надо писать? Не надо. На мой взгляд. Это мой взгляд. Когда у нас будет НАТО – мы будем свободными. Организация Северо-Атлантического договора. Мы войдём туда. Конституция нас блокирует, но мы войдём через объединение, объединение с Румынией. Россия не может воевать с НАТО. Потому что в НАТО много, много стран. Это моё мнение, моё мнение, да. Но Молдова оккупирована, оккупирована мафией. Коррупция никогда, никогда не закончится, пока будут российские оккупанты.
Я учился в университете, учился, а потом у меня был мастерат. Финансы и банкаре учился. Я был профессор де банкаре до войны. А потом не было еды, не было лекарств. Я видел войну – почему нет, много людей погибло. Я не знаю, что там сейчас.
Молдова нейтральная страна, и мы не можем ничего сделать с Красной Армией. Ты видел, что случилось в 1992 году на Днестре? Много, много людей было убито. Мы не можем воевать с Россией, Россия это 190 с чем-то миллионов человек, а Молдова – маленькая страна, сколько здесь людей?
Я не против русофонов, но русский язык не должен быть национальным. В конституции молдавский язык – хорошо, пусть будет молдавский, будем говорить на молдавском языке в публичных институтах. А русский язык пусть останется с вами – говорите дома, в семье на вашем языке, я не против. Только не государственный язык. Видишь, да? Такое моё мнение. Вывести русскую армию, и вот будет хорошо. Оккупанты, мафия будут ликвидированы. Понимаешь, что я сказал? Коммунисты сколько лет были у власти, многие люди были убиты, многие были застрелены. За квартиры. Смотрите, каждая квартира, каждое здание оккупировано мафией. Это – оккупировано мафией, и это, и то! И где я живу в общежитии – тоже. Да!
У нас нет свободы, совсем нет. Свобода придёт только на пути Великой Унири с Румынией. Ты понял? Россия оккупирует нас двести лет. И Россия не хочет выходить отсюда. Ты посмотри, что сделал Комрат! А если русофоны хотят – хорошо, пусть идут туда, пусть оставят нас. А мы будем говорить на нашем языке, и мы будем свободны! Такое моё мнение! Я говорю – свобода, свобода!
Референдум не нужен, нет. Русофоны опять откажут! Слушай меня - русофонов сюда привезли, множество колонистов из России привёз сюда Ленин, очень много. Посмотрите на Бельцы – русофоны контролируют Бельцы, русофонов много, поэтому коммунисты всегда на первом месте на выборах. Бессарабцев мало, многие уехали. Если мы сделаем референдум, то проиграем, не надо референдум, не надо. Референдума не надо, не надо, не надо. Много, много, много русофонов. Не будем делать здесь референдум, не будем.
Я бессарабец, я бессарабский румын, я так думаю. Я не говорю на языке крио, я его не использую. Не хочу. Я выучил государственный язык и адаптировался с молдавским народом, я как все, где я живу.
Расизм? Да, это есть. Но расизм исходит от членов коммунистической партии. Президент Воронин сказал мне на площади, что я обезьяна, живу на дереве и там бегаю. Он так сказал. Я подал в суд на него, но прокуратура сказала – нет, это не расистские высказывания, нет. Я привык к этому, мне часто говорят такое, я не обращаю внимания. Обезьяна, обезьяна, манки, маймуца, макака - я привык. Меня так называют потому что я протестовал против коммунистической партии, потому что я не знаю русского языка, не использую русский язык на работе.
Я пытался завести семью, но коммунисты мне не позволили. Я два года общался с девушкой, и когда мы проходили мимо российского посольства, какой-то полицист остановил меня и попросил документы. Какие документы, потому что я разговариваю с девушкой? Я показал ему имиграционные документы – смотрите, всё правильно. Полицист сказал девушке: Ты видела какого он года? Он чёрный! И она сбежала от меня. Я звонил ей, звонил, звонил, она не ответила мне. Разве не стыдно им, разве не стыдно? Я пытался, пытался, и не получилось. У меня есть много знакомых, но не получилось завести семью. Живу без семьи. Что поделаешь? Это не моя вина, не моя, это вина оккупантов. Мафия. Свободы, свободы нет у нас, нет свободы.
Я хочу посетить Африку, почему нет? Но я не могу это сделать. У меня есть молдавский паспорт и я могу поехать, но деньги, где взять деньги? Мафия. У меня есть индивидуальное предприятие, но очень трудно что-то делать. Очень плохое было место на рынке, туда никто не заходит и не покупает. Я стоял неделю и ничего не продал. Я пошёл к начальнику, и он поменял мне место. Ты понял? Начальник поменял! И тогда рассердились люди, пришли ко мне, сказали – туда иди, а потом пришла полиция и забрала мои товары, мои товары. Половину забрали и убежали. Половины нет. Я подал в суд, в муниципальную прокуратуру подал, но ничего не получил до сих пор. Видишь как мафия со мной воюет. Я не могу делать что-то другое, чтобы иметь много денег. Свободы нет, я говорил – нет свободы в этой стране. Красная Армия остаётся, окупационная мафия действует. Коммунистическая партия, да.
Тоже проблема – русофоны, их дети, которые тут родились. Захватили все партии. И протягивают руки к власти. Они повсюду. Захватили все места. И демократическая партия, и либерально-демократческая, и либеральная – везде половина русофонов.
У меня нет доверия к Киртоаке – окупант-мафия контролирует примарию. Русофоны контролируют Киртоаку? Я не знаю. Потому что Грозаву, вице-примар, не настоящий молдаван, нет, может быть, наполовину. Я так думаю.
Когда я участвовал в протестах против коммунистов, они прогнали меня с площади, а сотрудник полиции Сильвиу Мушук, бывший шеф муниципальной полиции, забрал мои вещи, телевизор тоже забрал, у меня теперь нет ничего оттуда, и деньги которые туда положил, всё забрал, и не отдал назад.
Я не против договора об ассоциации с Европой, нет, я не против.
Я мечтаю иметь семью, иметь свою семью. Нашу. Мою семью. Мафия отказывает мне в этом. Я не знаю, по какой причине. Наверное потому, что я участвую в протестах. Мне трудно создать семью, у меня нет денег. Но я католик, я верующий, хожу в церковь каждое воскресенье. Ты видишь, без моей церкви я бы остался на улице. А сегодня я там не был, не получилось.
Я учил историю, я знаю. В 1918 году была Великая Униря, а потом Сталин опять забрал эту землю и еще Северную Буковину. Свободы нет в этой стране, тут русофоны. Когда Россия нас покинет, мы будем свободными, мафиозной оккупации не будет.
Меня не интересует ничего, только свобода. Ничего другого не надо, нет – только свобода.
беседовал Олег Краснов