Анфиса...
Анфиса.
О какая это была женщина.
При своем росте выше среднего, с её сухопарой фегуре, морщиныстым лицом, она была яркой представительницей целого пласта поколения, которое прошло через разруху послевоенного ссср, ужасы перестройки, и бардак новейшей демократии. Все эти ветра коснулись её, и оставили на ней свой отпечаток, в виде мировозрения, языка, слэнга, манер и смекалки.
Она была чертовски хитра и изворотлива. Послевоенное детство, научило её выживать в любых условиях.
Её мать работавшая прачкой в лазарете, оставляла Анфису сутками дома, на попечении заоконных ворон, домашних тараканов и крыс. Мать Анфисы, стирая изгаженые простыни больных, вываривая в огромных чанах краснобурые бинты, после перевязки, мечтала о том, как переспит она с главврачом, и переведет он её из прачек в сиделки.
Она мечтала стать сиделкой, и представляла себя, сидящей у кровати больного, помогающей ему справится с передачами родственников. Она хотела заправлять всеми запасами что хранились в прикроватных тумбочках, а так же следить за тем что-бы родственники вовремя навещали больных и приносили им витамины для поправки. На самих больных ей было начхать, но съестные запасы бередили её воображение, заставляя урчать желудок. Не думаю что стоит, особо объяснять вам, что Анфиса и мать жили очень бедно и голодно. Старая комната барака в котором они жили, ничем не отличалась от таких же комнат, три на три метра. В длинном бараке, построеным пленными немцами, жило еще человек пятьдесят.
Контингент соседей представлял из себя, типичного зэка, который отсидел лет 15 в тюрьмах и лагерях, и теперь доживал свой век харкая туберкулёзом и всеми возможными болезнями. А ничего удевительного. Барак находился в поселке Мокрое, и полностью оправдывал свое название. Вокруг поселка тянулись болота, на многие сотни километров вокруг, а единственная дорога, которая вела в поселок, была предназначена для перевозки зэков и солдат. Тех и других, в этих местах было в избытке. Лагеря и зоны, в перемешку с военными базами представляли единственную архитектуру Мокрого, и тянулись вдоль дороги сменяя друг с друга.
Вот в таком поселке и жила Анфиса. Друзей у неё не было, потому что в таких местах детей никто не заводил. Переспав со всеми солдатиками, мать Анфисы и не знала кто счастливый отец её кричавшей, и требуещей молока девочки. Но это было совсем не важно, такая практика размножения, была типичной в этих местах. Если женщина не спала с солдатами, офицерами и вольнонаемными работниками из числа бывших зэков, то она и не ела толком, и не одевалась и вабще могла умереть, будучи проиграной в карты.
обстановка для ребенка подраствашего в этом месте, была не самой лучшей. Но она была единственной девочкой в этом бараке, и все соседи бывшие зэки, старались отдать ей свои несбывшиеся отцовские чувства, этой девочке. Они называли её в начале принцессой, а когда она подросла, дали кличку Королева. К взрослой жизни королевы Анфисы, мы вернемся позже, а пока. Пока Анфиса подростала воспитываемая своим бараком. Она прошла внем школу жизни экстерном, и перешла сразу в университет годам к десяти. Она знала о жизни все. Старые зэки научили её всему что знали сами. В карты она научилась играть раньше чем читать. В знании фени, она могла переплюнуть любого вора в законе. Да это в принципе был её родной язык, со всеми оборотами и вывихами речи.
В этих кругах десятилетняя Анфиса была как рыба в воде. Она знала как живет эта община, знала где опасно а где можно было получить кубик сахара и нежный подзатыльник.
Хиляй сюда Корлева. Звал её сосед, по кличке Бивень.
Анфиса уже знала зачем зовет её Бивень. Он угощал её любимым пироженым, приготовленным специально для неё, сухими, тонкими пальцами Бивня. Когда-то лет тридцать назад, эти пальцы считались золотыми в Харькове. Бивень был профессиональным щипачем (корманник) и считался своебразным художником своего дела. Орудуя на базаре он таскал деньги доверчивых граждан, из самых потенных мест, и был авторитетом среди щипачей Харькова. Отсидев лет тридцать, суставы пальцев были побиты артритом, и уже ниикуда не годились, но по прежнему были длиными как у пианиста.
Пироженное, что готовил Бивень для Анфисы представляло из себя следуещее. Хрустящая горбушка черного хлеба, обильно сдабривалась подсолнечным маслом, посыпалась накрошеным желтком яйца, которые были в кранем дифиците, сверху добрая ложечка сахара, придавала должный, сладкий и пикантный вкус пироженному. Анфиса обожала это угощение, которое не часто доставалось ей, и за которое она любила дядю Бивня всей своей детской любовью.
Другие соседи были тоже баловали девочку. Дядя Абрек вырезал ножечком деревянные фигурки, в виде собак, свиней и прочей живности. Он дарил эти игрушки девочке, и этот зоопарк составлял её богатство. Как то раз Анфиса попросила дядю Абрека вырезать ей петушка, на что прослушала целую лекцию краткого курса университета. О том что петушок птица не правильная, что девочке не нужно играть с петухами, и что даже, если бы он согласился вырезать петушка своим ножечком, то добрые соседи вскоре бы воткнули его Абреку под печень. Ни козла, ни петушка в её коллекции не было.
Когда Анфисе исполнилось одинадцать лет, её мать умерла, заразившись гипотитом в больнице. Соседи позаботившись об освободившейся площади, преправодили Анфису в сельсовет, и посочувствовав о безвременной смерти её матери, сдали девочку председателю. Председатель сделав пару звонков в район, отправил Анфису на первом же грузовике, посадив её в кузов, вместе с мешками полными значков ГТО, Лучший валялщик, Мастер машинного доения, и тд. которые производили на всех зонах той местности.
Так началась для Анфисы вольная жизнь.
Поселили её в районном детдоме, в котором она прожила до шестнадцати лет. Жизнь в детдоме мало чем отличалась от преждней жизни. Так же недоедали, так-же ходили в фуфайках и в кирзовых сапожках, как маленькие зэки. Но там были дети. Среди детей ей было скучно, явно провосходя их в развитии, она управляла ими как полководец войсками. По началу, пока они выучили её язык, они с трудом понимали её, но после короткого времени, навязав им свои понятия жизни и феню, она крутила ими по своему усмотрению. Она не собиралась менять себя и свою речь, напротив, все вокруг заговорили так как ей удобно, понятно, и так как она привыкла. Ничего не потеряв, и не преобретя, Анфиса прожила в детдоме до получения паспорта, и в день выдачи оного ушла на свободу.
На свободу, именно так она оценила смену обстановки, прошло время отсидки, и сладкий запах свободы, воспетый всеми лабухами и тюремными бардами, ударил ей в голову. Сев на первый попавшийся поезд, она отправилась на юга.
Юг она себе представляла в виде винограда на деревьях, помидоров сколько съешь, и несметных толп фраеров, которых она собиралась прибрать к рукам. А так-же по расказам бывшиз зэков, которые писАли, бомбили, кидали, шмонали на югах. Кривая привела её в Кишинев. В толпе с новоприбывшими «окупантами» она вышла на перон вогзала, и отправилась в жизнь твердой походкой. Да, к тому времени её походка стала уверенной, она была чуть выше среднего роста, темные волосы, красивая фигурка и симпатичное личико, способное ввести в заблуждение любого фраера.
люди кругом говорили на незнакомом языке, но были простыми и дружелюбными. Устроившись в столовую общепита посудомойкой, по ближе к пайке, анфиса расслабилась и стала строить планы на будущее.
Люди приходившие есть, в столовую, работали на ближайшей фабрике пошива мужских костюмов.
Фабрика была большая, и там трудилось человек триста. Среди них был молодой инженер, прибывший по распределению после института, по имени Сергей. Молодой человек был прилично одет, хорошо воспитан и приятен в общении. После десятой попытки, и собравшись с духом, Сергей решился наконец подойти к Анфисе и завязать разговор.
Ээээ простите, сказал сергей. Я часто вижу вас в нашей столовой, вы тут работаете?
Анфиса глянув на интилигентного в очках Сергея, ответила. А ты с какой целью интересуешься фраерок?
Немного смутившись и не поняв значения слова фраерок, сергей сказал. Я работаю на нашей фабрике инженером, и хотел бы с вами познакомится. Анфиса держа тяжелую тряпку земляного цвета в руках, с чувством омерзения к четырехглазому, ответила. Ты чо студент? Подкатываешь ко мне свои шары? П и з д е н к и моей не ё б а н о й захотел? Так вот фраерок, плюнув при этом сквозь зубы на пол, рядом с чистыми туфлями сергея. Я тя сама в ы е б у, ты у меня б л я д ь, усохнешь под мой дыркой казёл.
услышав эту тираду, очки у сергея покрылись испариной.
О чем вы говорите? Пролепетал инженер. Вы меня не правильно поняли.
Да всё я поняла п и д р и л а, захотел мой цветочек Королевы сорвать? Прийдется уколотся, не отвалится тебе кусок Анфисы, и не мечтай лошара.
Я переведу. Хоть это и выглядело немного устрашающе, но Анфиса совсем не наезжала на Сергея. Таков был её лексикон. И она вполне резонно интересовалась у него? Мол так и так, молодой человек, желаете со мной познакомится? Мол не спешите так сразу, я гордая и неприступная.
При этом она переминала грязную тряпку в руках, угрожая перетянуть ею по тонким очочкам интилигента.
Сергей впал в оцепенение, в его глазах читалось восхищение и страх. В нем боролись две силы, одна говорила беги, беги и не огладывайся. Вторая, та, о которой мы говорим что она ищет приключений на свою задницу. Говорила, посмотри на её маленькую грудь и фигурку, посмотри на этот цветок. Вспомнив про цветок, Сергей вспомнил и об тряпке в руках Анфисы.
Простите меня, я как-нибуть в другой раз, мне надо настройку проводить, пробурчал Сергей. И ушол, обдумывая услышаное.
Фраерок, подумала Анфиса...
А фраерок тем временем понравился Анфисе. Не зная нормального обращения к себе, Сергей ей показался, верхом культуры и приличия, как в театре б л я д ь, сматри какой цваный, шелестит как по писаному.
Прошло время, Анфиса попривыкла к новой обстановке, вокруг неё стали ошиватся ухажоры более низкого пошиба. Всякая алкашня и приблатненные, фраера и фартовые пацанчики. Среди них она была действительной Королевой, и все именно так её и величали. Сергей только поглядывал на неё из далека, но подходить не решался.
Как то раз, фабрика решила перестроить столовую, увеличить её, поставить оборудование, шкафы жарочные, вытяжки, холодильники. На этот проект был назначен вышеназваный инженер Серёжа.
В процессе работ прорвала труба, и наш инженер в компании трех рабочих пришол оценить ущерб.
Анфиса была в посудомоечном отделении, сидя на столе, она материлась на чем свет стоит.
что у вас происходит? Спросил Сергей.
А ничо б л я д ь, лебединое озеро у нас тут, нормы ГТО сдаем, хочешь брасом, хочешь кролем, хочешь раком.
А где течь собственно?
течь у меня из п е з д ы, а тут труба е б а н у л а, и х у я ч и т напором, как из х у я дяди Бивня.
Сижу я тут с одним оленем, и поляну накрыла. Пришол е б с т и Королеву, и принес спирт. А Королева ни даёт ни х у я, ну ни дает ё б её мать и всё. Вот тебе фраерок бы дала, а этому оленю нет.
И вот сидит он тут и клянчит, хоть лизнуть разок, а я и так раком стану, и бочком пройду мимо, и х у я ему, облом петровичь. Ты б л я д ь к королеве пришел и спиртягу принес? Да у меня этго спирта до х у я, тоесть это у тебя до х у я, а у меня до п е з д ы, и мне твой спирт на х у й не вперся. Королева пьёт шампанское, а ты обсос, вали нах за шампанским или я тебя тесаком е б а н у между глаз.
Сергей выслушав речь, робко спросил. А где течет собственно?
Ну ты слушай фраерок, я же тебе расказываю. Мне эта столовка до п е з ды веники, я вольная, мне найти такую новую как два пальца обоссать. Мне только комнату в общаге дали, а то я бы спалила её на х у й, и повара спекла бы в шкафу, вместе с макаронами.
Трое рабочих которые стояли за спиной Сергея, начали тихо валится и кататся по мокрому полу.
Сергей же внимательно слушал, и спрашивал, а где течет собственно?
Ну ты сухай фраерок, яж расказываю. Пришол позже мясник наш Олег косой, и принес мне кусок вырезки. Я за килошник даю ему мацанку с п е з д ы моей снять, ну вот он и завалил ко мне, что бы подергать свой стрючок и потрогать мою дырку. Но х у я б л я д ь лысого ему, пусть дрочит тут в углу, а кусок п е з д ы, я только показала ему. Вырезки было мало, так что дрочи Олежка.
И тут из норы вылазит тот олень и начинает бычить и раскачивать качели на меня. Мол ты королева обещала п о е б а тс я завернуть, а это чо за ландух тут дрочит? И начинает ломится на Олега, обещая сломать ему рога. Кароче, эти два е б а н у т ы х сцепились, и начали кататся тут пополу, и пачкать собою помещение. Я не выдержала, взяла дрын и как пере е б а л а олега по черепу, а олень ломанулся через хату и у е б а л с я головой об трубу, которую прорвало.
сергей стоял и слушал завороженно. Он почти ничего не понял из сказанного.
течь устранили, столовую переоборудовали, но Анфиса исчезла.
Исчезла она из за Сергея. Влюбилась она в него без памяти, из головы не шел его четырехглазый, умный взгляд, голубых глаз. Знала Анфиса что не выйдет у них ничего и ушла. Перебралась она на центральный ЖД вогзал, и устроилась там уборщицей. Её и по ныне можно встретить там и узнать по фирменному жаргону.....
О какая это была женщина.
При своем росте выше среднего, с её сухопарой фегуре, морщиныстым лицом, она была яркой представительницей целого пласта поколения, которое прошло через разруху послевоенного ссср, ужасы перестройки, и бардак новейшей демократии. Все эти ветра коснулись её, и оставили на ней свой отпечаток, в виде мировозрения, языка, слэнга, манер и смекалки.
Она была чертовски хитра и изворотлива. Послевоенное детство, научило её выживать в любых условиях.
Её мать работавшая прачкой в лазарете, оставляла Анфису сутками дома, на попечении заоконных ворон, домашних тараканов и крыс. Мать Анфисы, стирая изгаженые простыни больных, вываривая в огромных чанах краснобурые бинты, после перевязки, мечтала о том, как переспит она с главврачом, и переведет он её из прачек в сиделки.
Она мечтала стать сиделкой, и представляла себя, сидящей у кровати больного, помогающей ему справится с передачами родственников. Она хотела заправлять всеми запасами что хранились в прикроватных тумбочках, а так же следить за тем что-бы родственники вовремя навещали больных и приносили им витамины для поправки. На самих больных ей было начхать, но съестные запасы бередили её воображение, заставляя урчать желудок. Не думаю что стоит, особо объяснять вам, что Анфиса и мать жили очень бедно и голодно. Старая комната барака в котором они жили, ничем не отличалась от таких же комнат, три на три метра. В длинном бараке, построеным пленными немцами, жило еще человек пятьдесят.
Контингент соседей представлял из себя, типичного зэка, который отсидел лет 15 в тюрьмах и лагерях, и теперь доживал свой век харкая туберкулёзом и всеми возможными болезнями. А ничего удевительного. Барак находился в поселке Мокрое, и полностью оправдывал свое название. Вокруг поселка тянулись болота, на многие сотни километров вокруг, а единственная дорога, которая вела в поселок, была предназначена для перевозки зэков и солдат. Тех и других, в этих местах было в избытке. Лагеря и зоны, в перемешку с военными базами представляли единственную архитектуру Мокрого, и тянулись вдоль дороги сменяя друг с друга.
Вот в таком поселке и жила Анфиса. Друзей у неё не было, потому что в таких местах детей никто не заводил. Переспав со всеми солдатиками, мать Анфисы и не знала кто счастливый отец её кричавшей, и требуещей молока девочки. Но это было совсем не важно, такая практика размножения, была типичной в этих местах. Если женщина не спала с солдатами, офицерами и вольнонаемными работниками из числа бывших зэков, то она и не ела толком, и не одевалась и вабще могла умереть, будучи проиграной в карты.
обстановка для ребенка подраствашего в этом месте, была не самой лучшей. Но она была единственной девочкой в этом бараке, и все соседи бывшие зэки, старались отдать ей свои несбывшиеся отцовские чувства, этой девочке. Они называли её в начале принцессой, а когда она подросла, дали кличку Королева. К взрослой жизни королевы Анфисы, мы вернемся позже, а пока. Пока Анфиса подростала воспитываемая своим бараком. Она прошла внем школу жизни экстерном, и перешла сразу в университет годам к десяти. Она знала о жизни все. Старые зэки научили её всему что знали сами. В карты она научилась играть раньше чем читать. В знании фени, она могла переплюнуть любого вора в законе. Да это в принципе был её родной язык, со всеми оборотами и вывихами речи.
В этих кругах десятилетняя Анфиса была как рыба в воде. Она знала как живет эта община, знала где опасно а где можно было получить кубик сахара и нежный подзатыльник.
Хиляй сюда Корлева. Звал её сосед, по кличке Бивень.
Анфиса уже знала зачем зовет её Бивень. Он угощал её любимым пироженым, приготовленным специально для неё, сухими, тонкими пальцами Бивня. Когда-то лет тридцать назад, эти пальцы считались золотыми в Харькове. Бивень был профессиональным щипачем (корманник) и считался своебразным художником своего дела. Орудуя на базаре он таскал деньги доверчивых граждан, из самых потенных мест, и был авторитетом среди щипачей Харькова. Отсидев лет тридцать, суставы пальцев были побиты артритом, и уже ниикуда не годились, но по прежнему были длиными как у пианиста.
Пироженное, что готовил Бивень для Анфисы представляло из себя следуещее. Хрустящая горбушка черного хлеба, обильно сдабривалась подсолнечным маслом, посыпалась накрошеным желтком яйца, которые были в кранем дифиците, сверху добрая ложечка сахара, придавала должный, сладкий и пикантный вкус пироженному. Анфиса обожала это угощение, которое не часто доставалось ей, и за которое она любила дядю Бивня всей своей детской любовью.
Другие соседи были тоже баловали девочку. Дядя Абрек вырезал ножечком деревянные фигурки, в виде собак, свиней и прочей живности. Он дарил эти игрушки девочке, и этот зоопарк составлял её богатство. Как то раз Анфиса попросила дядю Абрека вырезать ей петушка, на что прослушала целую лекцию краткого курса университета. О том что петушок птица не правильная, что девочке не нужно играть с петухами, и что даже, если бы он согласился вырезать петушка своим ножечком, то добрые соседи вскоре бы воткнули его Абреку под печень. Ни козла, ни петушка в её коллекции не было.
Когда Анфисе исполнилось одинадцать лет, её мать умерла, заразившись гипотитом в больнице. Соседи позаботившись об освободившейся площади, преправодили Анфису в сельсовет, и посочувствовав о безвременной смерти её матери, сдали девочку председателю. Председатель сделав пару звонков в район, отправил Анфису на первом же грузовике, посадив её в кузов, вместе с мешками полными значков ГТО, Лучший валялщик, Мастер машинного доения, и тд. которые производили на всех зонах той местности.
Так началась для Анфисы вольная жизнь.
Поселили её в районном детдоме, в котором она прожила до шестнадцати лет. Жизнь в детдоме мало чем отличалась от преждней жизни. Так же недоедали, так-же ходили в фуфайках и в кирзовых сапожках, как маленькие зэки. Но там были дети. Среди детей ей было скучно, явно провосходя их в развитии, она управляла ими как полководец войсками. По началу, пока они выучили её язык, они с трудом понимали её, но после короткого времени, навязав им свои понятия жизни и феню, она крутила ими по своему усмотрению. Она не собиралась менять себя и свою речь, напротив, все вокруг заговорили так как ей удобно, понятно, и так как она привыкла. Ничего не потеряв, и не преобретя, Анфиса прожила в детдоме до получения паспорта, и в день выдачи оного ушла на свободу.
На свободу, именно так она оценила смену обстановки, прошло время отсидки, и сладкий запах свободы, воспетый всеми лабухами и тюремными бардами, ударил ей в голову. Сев на первый попавшийся поезд, она отправилась на юга.
Юг она себе представляла в виде винограда на деревьях, помидоров сколько съешь, и несметных толп фраеров, которых она собиралась прибрать к рукам. А так-же по расказам бывшиз зэков, которые писАли, бомбили, кидали, шмонали на югах. Кривая привела её в Кишинев. В толпе с новоприбывшими «окупантами» она вышла на перон вогзала, и отправилась в жизнь твердой походкой. Да, к тому времени её походка стала уверенной, она была чуть выше среднего роста, темные волосы, красивая фигурка и симпатичное личико, способное ввести в заблуждение любого фраера.
люди кругом говорили на незнакомом языке, но были простыми и дружелюбными. Устроившись в столовую общепита посудомойкой, по ближе к пайке, анфиса расслабилась и стала строить планы на будущее.
Люди приходившие есть, в столовую, работали на ближайшей фабрике пошива мужских костюмов.
Фабрика была большая, и там трудилось человек триста. Среди них был молодой инженер, прибывший по распределению после института, по имени Сергей. Молодой человек был прилично одет, хорошо воспитан и приятен в общении. После десятой попытки, и собравшись с духом, Сергей решился наконец подойти к Анфисе и завязать разговор.
Ээээ простите, сказал сергей. Я часто вижу вас в нашей столовой, вы тут работаете?
Анфиса глянув на интилигентного в очках Сергея, ответила. А ты с какой целью интересуешься фраерок?
Немного смутившись и не поняв значения слова фраерок, сергей сказал. Я работаю на нашей фабрике инженером, и хотел бы с вами познакомится. Анфиса держа тяжелую тряпку земляного цвета в руках, с чувством омерзения к четырехглазому, ответила. Ты чо студент? Подкатываешь ко мне свои шары? П и з д е н к и моей не ё б а н о й захотел? Так вот фраерок, плюнув при этом сквозь зубы на пол, рядом с чистыми туфлями сергея. Я тя сама в ы е б у, ты у меня б л я д ь, усохнешь под мой дыркой казёл.
услышав эту тираду, очки у сергея покрылись испариной.
О чем вы говорите? Пролепетал инженер. Вы меня не правильно поняли.
Да всё я поняла п и д р и л а, захотел мой цветочек Королевы сорвать? Прийдется уколотся, не отвалится тебе кусок Анфисы, и не мечтай лошара.
Я переведу. Хоть это и выглядело немного устрашающе, но Анфиса совсем не наезжала на Сергея. Таков был её лексикон. И она вполне резонно интересовалась у него? Мол так и так, молодой человек, желаете со мной познакомится? Мол не спешите так сразу, я гордая и неприступная.
При этом она переминала грязную тряпку в руках, угрожая перетянуть ею по тонким очочкам интилигента.
Сергей впал в оцепенение, в его глазах читалось восхищение и страх. В нем боролись две силы, одна говорила беги, беги и не огладывайся. Вторая, та, о которой мы говорим что она ищет приключений на свою задницу. Говорила, посмотри на её маленькую грудь и фигурку, посмотри на этот цветок. Вспомнив про цветок, Сергей вспомнил и об тряпке в руках Анфисы.
Простите меня, я как-нибуть в другой раз, мне надо настройку проводить, пробурчал Сергей. И ушол, обдумывая услышаное.
Фраерок, подумала Анфиса...
А фраерок тем временем понравился Анфисе. Не зная нормального обращения к себе, Сергей ей показался, верхом культуры и приличия, как в театре б л я д ь, сматри какой цваный, шелестит как по писаному.
Прошло время, Анфиса попривыкла к новой обстановке, вокруг неё стали ошиватся ухажоры более низкого пошиба. Всякая алкашня и приблатненные, фраера и фартовые пацанчики. Среди них она была действительной Королевой, и все именно так её и величали. Сергей только поглядывал на неё из далека, но подходить не решался.
Как то раз, фабрика решила перестроить столовую, увеличить её, поставить оборудование, шкафы жарочные, вытяжки, холодильники. На этот проект был назначен вышеназваный инженер Серёжа.
В процессе работ прорвала труба, и наш инженер в компании трех рабочих пришол оценить ущерб.
Анфиса была в посудомоечном отделении, сидя на столе, она материлась на чем свет стоит.
что у вас происходит? Спросил Сергей.
А ничо б л я д ь, лебединое озеро у нас тут, нормы ГТО сдаем, хочешь брасом, хочешь кролем, хочешь раком.
А где течь собственно?
течь у меня из п е з д ы, а тут труба е б а н у л а, и х у я ч и т напором, как из х у я дяди Бивня.
Сижу я тут с одним оленем, и поляну накрыла. Пришол е б с т и Королеву, и принес спирт. А Королева ни даёт ни х у я, ну ни дает ё б её мать и всё. Вот тебе фраерок бы дала, а этому оленю нет.
И вот сидит он тут и клянчит, хоть лизнуть разок, а я и так раком стану, и бочком пройду мимо, и х у я ему, облом петровичь. Ты б л я д ь к королеве пришел и спиртягу принес? Да у меня этго спирта до х у я, тоесть это у тебя до х у я, а у меня до п е з д ы, и мне твой спирт на х у й не вперся. Королева пьёт шампанское, а ты обсос, вали нах за шампанским или я тебя тесаком е б а н у между глаз.
Сергей выслушав речь, робко спросил. А где течет собственно?
Ну ты слушай фраерок, я же тебе расказываю. Мне эта столовка до п е з ды веники, я вольная, мне найти такую новую как два пальца обоссать. Мне только комнату в общаге дали, а то я бы спалила её на х у й, и повара спекла бы в шкафу, вместе с макаронами.
Трое рабочих которые стояли за спиной Сергея, начали тихо валится и кататся по мокрому полу.
Сергей же внимательно слушал, и спрашивал, а где течет собственно?
Ну ты сухай фраерок, яж расказываю. Пришол позже мясник наш Олег косой, и принес мне кусок вырезки. Я за килошник даю ему мацанку с п е з д ы моей снять, ну вот он и завалил ко мне, что бы подергать свой стрючок и потрогать мою дырку. Но х у я б л я д ь лысого ему, пусть дрочит тут в углу, а кусок п е з д ы, я только показала ему. Вырезки было мало, так что дрочи Олежка.
И тут из норы вылазит тот олень и начинает бычить и раскачивать качели на меня. Мол ты королева обещала п о е б а тс я завернуть, а это чо за ландух тут дрочит? И начинает ломится на Олега, обещая сломать ему рога. Кароче, эти два е б а н у т ы х сцепились, и начали кататся тут пополу, и пачкать собою помещение. Я не выдержала, взяла дрын и как пере е б а л а олега по черепу, а олень ломанулся через хату и у е б а л с я головой об трубу, которую прорвало.
сергей стоял и слушал завороженно. Он почти ничего не понял из сказанного.
течь устранили, столовую переоборудовали, но Анфиса исчезла.
Исчезла она из за Сергея. Влюбилась она в него без памяти, из головы не шел его четырехглазый, умный взгляд, голубых глаз. Знала Анфиса что не выйдет у них ничего и ушла. Перебралась она на центральный ЖД вогзал, и устроилась там уборщицей. Её и по ныне можно встретить там и узнать по фирменному жаргону.....