Почему в Эстонии не говорят только на эстонском? ("Вести Недели День за Днем", Эстония)
Процесс смешения людей и культур уже не остановить: большинство европейских городов стали многоязычными. Поэтому мысль г-на Ярве о том, что в Таллине много русского языка, не нова. Однако его слова о том, что в Эстонии много русских СМИ, которые отвлекают неэстонцев от изучения государственного языка, не бесспорны: в Эстонии нет ни одной газеты, которая отражала бы мнение русской общины. Нет и подобной фракции в парламенте, что противоречит европейской практике. Газеты, издающиеся на русском языке, принадлежат эстонским владельцам либо властным структурам. Это говорит само за себя.
Беспокойство г-на Ярве о судьбе родного языка вполне понятно. Подобные чувства испытывают носители тысяч небольших языков. Но защищают свой язык и крупные страны, такие как, например, Франция. Кстати, французы и белорусы приняли законы, ограничивающие использование местными радиостанциями иностранной музыки. Кое-где звучат призывы дозировать 'по национальному признаку' и классическую. Однако идеологический протекционизм 'своей' культуры, как правило, приносит ей вред, а не пользу.
Главное условие успешного развития и распространения языка, - служить не только средством общения, но быть и источником ценной информации, знаний, новых идей, передовой культуры. Вспомним причины доминирования таких языков как греческий и латынь. Грустно, когда наши политики, не зная меры, предпочитают защищать свой язык с помощью 'наездов' Языковой инспекции.
Так за культуру или за гаубицы?
К несчастью, политики, которые громче других ратуют за защиту эстонского языка, уже при начале кризиса, выступили за сокращение бюджета в первую очередь за счет урезания расходов на культуру, науку, образование и лишь в последнюю очередь за символическое сокращение расходов на оборону. Глубоко убежден, что деньги, истраченные на поддержание десяти хоров, обеспечили бы безопасность Эстонии в большей мере, чем закупленные недавно десять гаубиц и бронетранспортеров. Интересно, согласится ли этой мыслью г-н Ярве?
Периодически некоторые наши деятели, в короткий срок нажившие огромные состояния, стараются реанимировать лозунг 'будем бедными, но свободными'. Но бедные не могут быть свободными в современном мире, так как они лишены главного - свободы выбора.
До сих пор приоритетом при выборе пути развития Эстонии пользовалась не экономика, а политика и идеология. При этом в наиболее продвинутых в гуманитарном плане государствах, таких как Швеция, Дания, Норвегия, Финляндия, политики не только понимают, но и реализуют на практике принцип: затраты в человека - наиболее эффективны, с точки зрения отдачи инвестиций и общего роста экономики. Речь идет об образовании, здравоохранении и культуре. Сейчас для выхода из кризиса, расходы на образование и науку Финляндия поднимает в два, Швеция - в три раза, США, включая здравоохранение, - в два раза, а Эстония, к сожалению, их резко сокращает.
А на вопрос г-на Ярве вряд ли есть однозначный ответ: причин много. Одна из них - отсутствие достаточной мотивации для изучения языка, а административные меры малоэффективны. Как известно, в бизнесе имеет место заметное разделение фирм на русскоязычные и эстоноязычные. В сфере госуправления редко встретишь людей с русской фамилией, не помогает и знание языка. Кто объяснит причину?
Насильно мил не будешь
Некоторые социологи говорят о том, что между эстонской и русской общинами существует стеклянная стена. Из собственного опыта скажу, что, например, попытки опубликовать вполне лояльные статьи на экономические темы в газетах на эстонском языке закончились неудачами.
Официальная политика интеграции завершилась не только провалом, но и с обратным результатом. Однако серьезного анализа не последовало. А представление многих эстонцев о том, что, если бы русскоязычная часть населения получала бы информацию из СМИ на государственном языке, то она стала бы мыслить по-эстонски, ошибочно.
Во-первых, качество местных газет и телеканалов невысокое. Во-вторых, образованных неэстонцев удивляет крайне поверхностная, мифологизированная и зашоренная трактовка событий. В-третьих, нередко читатели эстонской прессы сталкиваются с довольно высокомерным ее отношением к неэстонской части населения. Это отталкивает людей. А доступной и разносторонней информации на русском языке в Эстонии в десятки раз больше.
Помимо собственно российской продукции, есть и иная. Можно слушать на русском языке радиостанции 'Свобода', Би-Би-Си, радио Парижа, 'Дойче Веле', радио Канады, а также передачи на русском языке из Хельсинки, Стокгольма, Рима, Пекина и других стран. Вряд ли кто-то имеет основания сказать, что эти станции 'оболванивают' русских, живущих в Эстонии, в пользу Москвы.
А наличие необозримого моря информации, публикуемой на русском языке на бумаге и в Интернете? Этот вопрос выходит за рамки языковой темы и больше касается экономической и информационной стороны дела. В России реферируется или переводится целиком практически все более или менее стоящее, в том числе публикуемое на китайском, японском, арабском и других языках. У бизнесменов, работающих в Эстонии, других таких источников информации нет. Без преувеличения можно сказать, что ценность доступной информации измеряется миллиардами крон. В этом смысле местные русские могли бы быть очень полезны Эстонии.
Глобальный рынок быстро трансформируется. Конкурентоспособной остается в основном наукоемкая продукция. Чтобы не остаться на обочине мирового развития, Эстония прежде всего должна думать не об идеологии, а о развитии своей экономики и улучшения жизни людей.
Сейчас почти 80 процентов населения страны могут объясняться на русском языке. При отказе политиков от искусственного ограничения развития экономических отношений с восточными соседями, знание русского языка могло бы быть ценным производственным ресурсом нашей страны. Перспективы огромные: население Петербурга с прилегающими областями суммарно превышает население Швеции, Норвегии, Дании и Финляндии вместе взятых. Думается, что через пять лет экономика заставит наладить теплые отношения с соседями.
Только опираясь на сильную экономику, Эстония сможет сохранить свой язык, культуру и индивидуальность. Для этого она должна стать генератором передовых идей. Именно этот путь лучше всего сочетается с быстро формирующимися чертами новой более гуманистической и просвещенной эпохи постиндустриального общества. Хотелось бы, чтобы маэстро Ярве при общении с правящей элитой, пропагандировал подобные мысли.
Беспокойство г-на Ярве о судьбе родного языка вполне понятно. Подобные чувства испытывают носители тысяч небольших языков. Но защищают свой язык и крупные страны, такие как, например, Франция. Кстати, французы и белорусы приняли законы, ограничивающие использование местными радиостанциями иностранной музыки. Кое-где звучат призывы дозировать 'по национальному признаку' и классическую. Однако идеологический протекционизм 'своей' культуры, как правило, приносит ей вред, а не пользу.
Главное условие успешного развития и распространения языка, - служить не только средством общения, но быть и источником ценной информации, знаний, новых идей, передовой культуры. Вспомним причины доминирования таких языков как греческий и латынь. Грустно, когда наши политики, не зная меры, предпочитают защищать свой язык с помощью 'наездов' Языковой инспекции.
Так за культуру или за гаубицы?
К несчастью, политики, которые громче других ратуют за защиту эстонского языка, уже при начале кризиса, выступили за сокращение бюджета в первую очередь за счет урезания расходов на культуру, науку, образование и лишь в последнюю очередь за символическое сокращение расходов на оборону. Глубоко убежден, что деньги, истраченные на поддержание десяти хоров, обеспечили бы безопасность Эстонии в большей мере, чем закупленные недавно десять гаубиц и бронетранспортеров. Интересно, согласится ли этой мыслью г-н Ярве?
Периодически некоторые наши деятели, в короткий срок нажившие огромные состояния, стараются реанимировать лозунг 'будем бедными, но свободными'. Но бедные не могут быть свободными в современном мире, так как они лишены главного - свободы выбора.
До сих пор приоритетом при выборе пути развития Эстонии пользовалась не экономика, а политика и идеология. При этом в наиболее продвинутых в гуманитарном плане государствах, таких как Швеция, Дания, Норвегия, Финляндия, политики не только понимают, но и реализуют на практике принцип: затраты в человека - наиболее эффективны, с точки зрения отдачи инвестиций и общего роста экономики. Речь идет об образовании, здравоохранении и культуре. Сейчас для выхода из кризиса, расходы на образование и науку Финляндия поднимает в два, Швеция - в три раза, США, включая здравоохранение, - в два раза, а Эстония, к сожалению, их резко сокращает.
А на вопрос г-на Ярве вряд ли есть однозначный ответ: причин много. Одна из них - отсутствие достаточной мотивации для изучения языка, а административные меры малоэффективны. Как известно, в бизнесе имеет место заметное разделение фирм на русскоязычные и эстоноязычные. В сфере госуправления редко встретишь людей с русской фамилией, не помогает и знание языка. Кто объяснит причину?
Насильно мил не будешь
Некоторые социологи говорят о том, что между эстонской и русской общинами существует стеклянная стена. Из собственного опыта скажу, что, например, попытки опубликовать вполне лояльные статьи на экономические темы в газетах на эстонском языке закончились неудачами.
Официальная политика интеграции завершилась не только провалом, но и с обратным результатом. Однако серьезного анализа не последовало. А представление многих эстонцев о том, что, если бы русскоязычная часть населения получала бы информацию из СМИ на государственном языке, то она стала бы мыслить по-эстонски, ошибочно.
Во-первых, качество местных газет и телеканалов невысокое. Во-вторых, образованных неэстонцев удивляет крайне поверхностная, мифологизированная и зашоренная трактовка событий. В-третьих, нередко читатели эстонской прессы сталкиваются с довольно высокомерным ее отношением к неэстонской части населения. Это отталкивает людей. А доступной и разносторонней информации на русском языке в Эстонии в десятки раз больше.
Помимо собственно российской продукции, есть и иная. Можно слушать на русском языке радиостанции 'Свобода', Би-Би-Си, радио Парижа, 'Дойче Веле', радио Канады, а также передачи на русском языке из Хельсинки, Стокгольма, Рима, Пекина и других стран. Вряд ли кто-то имеет основания сказать, что эти станции 'оболванивают' русских, живущих в Эстонии, в пользу Москвы.
А наличие необозримого моря информации, публикуемой на русском языке на бумаге и в Интернете? Этот вопрос выходит за рамки языковой темы и больше касается экономической и информационной стороны дела. В России реферируется или переводится целиком практически все более или менее стоящее, в том числе публикуемое на китайском, японском, арабском и других языках. У бизнесменов, работающих в Эстонии, других таких источников информации нет. Без преувеличения можно сказать, что ценность доступной информации измеряется миллиардами крон. В этом смысле местные русские могли бы быть очень полезны Эстонии.
Глобальный рынок быстро трансформируется. Конкурентоспособной остается в основном наукоемкая продукция. Чтобы не остаться на обочине мирового развития, Эстония прежде всего должна думать не об идеологии, а о развитии своей экономики и улучшения жизни людей.
Сейчас почти 80 процентов населения страны могут объясняться на русском языке. При отказе политиков от искусственного ограничения развития экономических отношений с восточными соседями, знание русского языка могло бы быть ценным производственным ресурсом нашей страны. Перспективы огромные: население Петербурга с прилегающими областями суммарно превышает население Швеции, Норвегии, Дании и Финляндии вместе взятых. Думается, что через пять лет экономика заставит наладить теплые отношения с соседями.
Только опираясь на сильную экономику, Эстония сможет сохранить свой язык, культуру и индивидуальность. Для этого она должна стать генератором передовых идей. Именно этот путь лучше всего сочетается с быстро формирующимися чертами новой более гуманистической и просвещенной эпохи постиндустриального общества. Хотелось бы, чтобы маэстро Ярве при общении с правящей элитой, пропагандировал подобные мысли.