это что-то напоминает?
Сегодня во многих бельгийских городах на окнах и балконах домов развеваются национальные флаги. Однако сейчас повода для праздника нет и в помине: Бельгия находится в глубоком политическом кризисе. Угроза территориального раскола становится все более реальной, поэтому сегодня флаги служат признаками усиливающегося беспокойства бельгийского народа за свою страну.
Антипатия между двумя в общем-то мирными народами – фламандцами и валлонами– уходит своими корнями в далекие 1950-е годы, когда Валлония была богатейшим регионом. А ее жители, имея угольные шахты и сталелитейные заводы, занимали почти все ключевые посты в стране. Фламандцев же они считали «неграми», дешевой рабочей силой и направляли на самые грязные работы. Государственным языком Бельгии тогда был французский, на нем говорила элита – интеллигенция, аристократы. Фламандский же считался языком крестьян.
Однако в 60-х годах прошлого века положение изменилось. Шахты постепенно закрылись – стало выгоднее либо импортировать уголь, либо использовать другие виды энергии. Сталелитейная промышленность также пришла в упадок по причине низкого качества стали. И теперь уже фламандцы благодаря своему трудолюбию держат на себе всю экономику, перечисляя ежегодно 12 миллиардов евро на поддержку обедневшей Валлонии. И все же они не забыли, как с ними десятилетиями обращались валлоны. Историческая память, знаете ли, штука сильная. Откровенной вражды между ними сейчас, возможно, и нет. Однако незримое противостояние чувствуется во многих сторонах жизни двух народов.
Например, житель Фландрии Марк Линтерманс рассказал корреспонденту НВ:
– Когда в Брюсселе я учился на водителя у фламандцев, рядом были такие же курсы у валлонов. Казалось бы, все вместе, но у фламандцев для мытья машин местные мойки, у валлонов – французские. При этом у фламандцев на мойках все оборудование голландское или бельгийское, а у валлонов – только Renault или Peugeot.
Когда фламандцы устраивают ежегодный велосипедный пробег по кольцевой дороге вокруг Брюсселя (в отличие от валлонов, они просто помешаны на велосипедах), то те, как дети, обязательно норовят набросать гвоздей на дорогу. А вот одно из первых впечатлений о Бельгии русской женщины, недавно вышедшей замуж за фламандца:
– Поездка в развлекательный парк, Валлония. Небольшое недоразумение с входными билетами – разборка на входе с охранником. Мой муж говорил по-голландски, охранник – по-французски. Так и общались, все прекрасно понимая, но – упрямо каждый на своем языке.
Во фламандской зоне обязательно изучение французского языка как второго государственного. То же самое у валлонов – они должны учить голландский. Но ни те ни другие не учат «язык противника». Просто из принципа. И воспринимают как личное оскорбление фразу, брошенную Ивом Летермом: «Либо валлоны так ленивы, чтобы выучить голландский язык, либо у них не хватает на это интеллекта». Вот точка зрения на это валлона из глубинки:
– Мы – нация с богатейшим французским языком. Это язык великой культуры и литературы. Тогда как на голландском говорит лишь ничтожная часть населения мира. И зачем мне это надо?
Действительно, если вдруг вы поехали во франкоязычную зону и там заплутали, шанс, что там поймут ваш голландский и помогут, практически равен нулю. Валлоны обязательно сделают вид, что не понимают ни слова, включая полицию и кондукторов в поездах. Поэтому в Бельгии сейчас популярен следующий анекдот: «На границе с Фландрией стоят валлоны с плакатом: «Мы говорим только на французском». В ответ фламандцы выносят свой плакат – «А мы не говорим. Мы просто работаем».
И все же в Брюсселе, который расположен во фламандской зоне, но на 80 процентов является франкоязычным, очень многие родители хотят, чтобы их ребенок знал голландский язык. По этой причине отдать ребенка в голландскоговоряшую школу «с улицы» очень сложно, часто практически невозможно. Сейчас в столице работает всего несколько таких учебных заведений. Примечательно, что дирекция этих школ запрещает франкоязычным детям во время перемены говорить на родном языке. С французским языком фламандцев также связано немало курьезов. По словам моей знакомой учительницы-валлонки, во французском языке разница между «ты» и «вы» огромна, в голландском же она не так сильно выражена. И фламандцы, начиная говорить по-французски и ориентируясь на родной язык, всем без разбора говорят «ты». Согласитесь, фраза: «Господин, ты ел сегодня?» – звучит по меньшей мере странно. А пожилого франкофона подобное к нему обращение может вообще повергнуть в шок: «Если он меня называет на «ты», значит, он меня не уважает!»
Еще одна валлонка вспоминает, как, поехав на море во фламандскую зону, попросила в ресторане разогреть рожок с молоком для ребенка. Однако в просьбе ей отказали, разговаривая при этом только по-голландски. Что в конечном счете привело к скандалу. Хотя надо признать, что подобные случаи здесь не так часты. Все же в повседневной жизни обе части бельгийского народа уживаются друг с другом более или менее мирно, чего не скажешь о политиках.
Суть не прекращающегося уже полгода политического конфликта состоит в том, что сильная ныне в экономическом плане Фландрия не хочет и дальше поддерживать слабую Валлонию. Подсчитано, что среднестатистический фламандец отдает на нужды валлонов ежедневно 2,5 евро. Теперь же голландскоязычные партии требуют, чтобы в каждой части страны была своя социальная и налоговая система. Однако валлоны считают, что такое разделение – это лишь шаг к настоящему расколу страны. И боятся, что, в случае если это произойдет, Валлония станет одной из беднейших стран в Европе, а Фландрия – одной из богатейших. Однако наиболее веским «противовесом разъединения» Бельгии на сегодняшний день является Брюссель, который не принадлежит ни Фландрии, ни Валлонии, то есть неделим, как Иерусалим в Израиле. И без которого ни один из конфликтующих лагерей не может представить себе свою страну.
Антипатия между двумя в общем-то мирными народами – фламандцами и валлонами– уходит своими корнями в далекие 1950-е годы, когда Валлония была богатейшим регионом. А ее жители, имея угольные шахты и сталелитейные заводы, занимали почти все ключевые посты в стране. Фламандцев же они считали «неграми», дешевой рабочей силой и направляли на самые грязные работы. Государственным языком Бельгии тогда был французский, на нем говорила элита – интеллигенция, аристократы. Фламандский же считался языком крестьян.
Однако в 60-х годах прошлого века положение изменилось. Шахты постепенно закрылись – стало выгоднее либо импортировать уголь, либо использовать другие виды энергии. Сталелитейная промышленность также пришла в упадок по причине низкого качества стали. И теперь уже фламандцы благодаря своему трудолюбию держат на себе всю экономику, перечисляя ежегодно 12 миллиардов евро на поддержку обедневшей Валлонии. И все же они не забыли, как с ними десятилетиями обращались валлоны. Историческая память, знаете ли, штука сильная. Откровенной вражды между ними сейчас, возможно, и нет. Однако незримое противостояние чувствуется во многих сторонах жизни двух народов.
Например, житель Фландрии Марк Линтерманс рассказал корреспонденту НВ:
– Когда в Брюсселе я учился на водителя у фламандцев, рядом были такие же курсы у валлонов. Казалось бы, все вместе, но у фламандцев для мытья машин местные мойки, у валлонов – французские. При этом у фламандцев на мойках все оборудование голландское или бельгийское, а у валлонов – только Renault или Peugeot.
Когда фламандцы устраивают ежегодный велосипедный пробег по кольцевой дороге вокруг Брюсселя (в отличие от валлонов, они просто помешаны на велосипедах), то те, как дети, обязательно норовят набросать гвоздей на дорогу. А вот одно из первых впечатлений о Бельгии русской женщины, недавно вышедшей замуж за фламандца:
– Поездка в развлекательный парк, Валлония. Небольшое недоразумение с входными билетами – разборка на входе с охранником. Мой муж говорил по-голландски, охранник – по-французски. Так и общались, все прекрасно понимая, но – упрямо каждый на своем языке.
Во фламандской зоне обязательно изучение французского языка как второго государственного. То же самое у валлонов – они должны учить голландский. Но ни те ни другие не учат «язык противника». Просто из принципа. И воспринимают как личное оскорбление фразу, брошенную Ивом Летермом: «Либо валлоны так ленивы, чтобы выучить голландский язык, либо у них не хватает на это интеллекта». Вот точка зрения на это валлона из глубинки:
– Мы – нация с богатейшим французским языком. Это язык великой культуры и литературы. Тогда как на голландском говорит лишь ничтожная часть населения мира. И зачем мне это надо?
Действительно, если вдруг вы поехали во франкоязычную зону и там заплутали, шанс, что там поймут ваш голландский и помогут, практически равен нулю. Валлоны обязательно сделают вид, что не понимают ни слова, включая полицию и кондукторов в поездах. Поэтому в Бельгии сейчас популярен следующий анекдот: «На границе с Фландрией стоят валлоны с плакатом: «Мы говорим только на французском». В ответ фламандцы выносят свой плакат – «А мы не говорим. Мы просто работаем».
И все же в Брюсселе, который расположен во фламандской зоне, но на 80 процентов является франкоязычным, очень многие родители хотят, чтобы их ребенок знал голландский язык. По этой причине отдать ребенка в голландскоговоряшую школу «с улицы» очень сложно, часто практически невозможно. Сейчас в столице работает всего несколько таких учебных заведений. Примечательно, что дирекция этих школ запрещает франкоязычным детям во время перемены говорить на родном языке. С французским языком фламандцев также связано немало курьезов. По словам моей знакомой учительницы-валлонки, во французском языке разница между «ты» и «вы» огромна, в голландском же она не так сильно выражена. И фламандцы, начиная говорить по-французски и ориентируясь на родной язык, всем без разбора говорят «ты». Согласитесь, фраза: «Господин, ты ел сегодня?» – звучит по меньшей мере странно. А пожилого франкофона подобное к нему обращение может вообще повергнуть в шок: «Если он меня называет на «ты», значит, он меня не уважает!»
Еще одна валлонка вспоминает, как, поехав на море во фламандскую зону, попросила в ресторане разогреть рожок с молоком для ребенка. Однако в просьбе ей отказали, разговаривая при этом только по-голландски. Что в конечном счете привело к скандалу. Хотя надо признать, что подобные случаи здесь не так часты. Все же в повседневной жизни обе части бельгийского народа уживаются друг с другом более или менее мирно, чего не скажешь о политиках.
Суть не прекращающегося уже полгода политического конфликта состоит в том, что сильная ныне в экономическом плане Фландрия не хочет и дальше поддерживать слабую Валлонию. Подсчитано, что среднестатистический фламандец отдает на нужды валлонов ежедневно 2,5 евро. Теперь же голландскоязычные партии требуют, чтобы в каждой части страны была своя социальная и налоговая система. Однако валлоны считают, что такое разделение – это лишь шаг к настоящему расколу страны. И боятся, что, в случае если это произойдет, Валлония станет одной из беднейших стран в Европе, а Фландрия – одной из богатейших. Однако наиболее веским «противовесом разъединения» Бельгии на сегодняшний день является Брюссель, который не принадлежит ни Фландрии, ни Валлонии, то есть неделим, как Иерусалим в Израиле. И без которого ни один из конфликтующих лагерей не может представить себе свою страну.