Музыка больше чем музыка: социология потребления звукового контента

Музыка больше чем музыка: социология потребления звукового контентаМузыкальное искусство часто кажется лишь искусством построения звуковых форм: те из них, которые сложились наиболее удачно и обладают наибольшей эстетической привлекательностью, получают успех и признание. Такое мнение очень убедительно и полно выразил в конце XIX века музыкальный философ Ганслик, который в век оперы пытался защитить право на существование чистой музыки, и в частности, музыки Брамса. Однако есть и другая точка зрения, и в XX веке она стала поистине господствующей. Музыка – не только искусство построения звуковых форм, но и способ донесения с их помощью социально значимого содержания, некой мысли, образа, или даже философской доктрины, зашифрованных в звуках. Классик российского музыкознания Борис Асафьев говорил о том, что «музыка – идейный мир, и в ней ценно как то, что звучит, так и то, что образуется вокруг звучания: лучи мысли, причиной которых она является».Музыкальное искусство представляет собою своеобразный социально-психологический стержень культуры в звуковой форме – вряд ли какой-либо другой материал сравнится с музыкальным искусством в точности резонансного отклика на духовные импульсы, идущие от той или иной социальной группы, сколь угодно большой или сколь угодно малой. Каждой из этих социальных групп принадлежит определенный вид или жанр музыки, выражающий ее интересы и потребности. Классическое определение музыкального жанра таково: «Род или вид музыки, чей облик определяют условия исполнения и восприятия». Современный этап развития музыкального искусства буквально «пестрит» разнообразнейшими музыкальными жанрами и видами музыки, они сосуществуют рядом, однако фундаментальное деление музыкальной культуры на традиционную музыку (фольклор), академическую (классическую), джаз, рок и поп-музыку и сегодня остается в силе. Причем, несмотря на презрительное наименование «попса», поп-музыка, музыка городских масс является бессменным лидером музыкального рынка на протяжении столетий. В средние века носителями поп-музыки были странствующие школяры, обедневшие рыцари, члены многочисленных ремесленных гильдий, торговцы; в XVIII веке это были коммерсанты средней руки, мелкие нотариусы, гувернеры, держатели модных лавок и трактиров, низшие офицерские чины, белошвейки, лакеи и все, кого можно было назвать мещанским сословием. Теперь они выступают под именем low middle class. О них как о своей публике говорила Алла Пугачева: «Мои поклонники обитают в парикмахерских и прачечных».Интонационный герой поп-музыки – человек из толпы, средний горожанин. К этому сословию принадлежит Евгений, герой пушкинского «Медного всадника», внутренний мир которого вполне убедительно описал поэт, рисуя мысли героя, лежащего на кушетке: «О чем же думал он? О том, что был он беден, что трудом он должен был себе доставить и независимость и честь. Что мог бы бог ему прибавить ума и денег. Что ведь есть такие праздные счастливцы, ума недальнего, ленивцы которым жизнь куда легка!» Подобно пушкинскому герою, рядовой мещанин имеет мало, но хочет гораздо большего, он грезит о легкой и богатой жизни, обладающей для него некой самоценностью, самодостаточностью. Он действует по необходимости, а не по потребности, он привык исполнять рутинные обязанности, не требующие изобретательности и инициативы. Он предпочитает грезы размышлениям, по существу же не любит и не умеет мыслить, не строит умозаключения и не рассуждает. Отсюда его любимые формы развития – несложное варьирирование или простое повторение.Поп-музыка в любую эпоху копирует идеал героя-мещанина, настраивается на волну его интересов и подстраивается под его вкусы. Неудивительно, что поп-музыку отличает бытовое содержание, нарочитая типизированность музыкального материала, принципиальное отсутствие оригинальности, ориентация на песенно-танцевальные образцы, встроенные в быт и являющиеся его частью, а также скромный масштаб композиций и отсутствие в них внутреннего движения, развития или трансформаций. Такой она была уже при своем рождении в XII веке, у трубадуров и труверов. В XVIII веке начали появляться особые жанры, ориентированные на нарождающийся средний класс. Например, появилась «прабабушка» мюзикла французская комическая опера. В XIX веке появилась ее «дочка» оперетта, расцвели разнообразные формы поп-музыки: комические куплеты, городской романс, бытовые танцы, а к концу столетия возник уже и собственно мюзикл в творчестве англичан Гилберта и Салливана. Так же как и сегодня, поп-музыка всегда стремилась «сделать красиво», была чуть сентиментальной, незамысловатой, а в целом внушала позитивное умонастроение, отвлекая от «трудов праведных» и обращая мечты обывателя в некую виртуальную реальность. По-существу, такой же она остается и сегодня. Достаточно вспомнить классику поп-музыки: ансамбль АВВА, Тото Кутуньо, Джо Дассена, Мирей Матье, советские песни 60-х-70-х годов – Пахмутову, Раймонда Паулса и многих других авторов.Рядом с популярной музыкой существовала и существует сегодня более престижная и ориентированная на высокодуховную проблематику академическая музыка. В прошлые столетия общественные сословия, которым она была адресована: аристократия и высшие слои среднего класса – видные писатели, общественные деятели, художники, артисты, ученые,давали ей высокий статус и престиж. Родовые черты академической музыки по сравнению с поп-музыкой определяются «от противного»: так же как Гамлет, первый интеллигент в литературе, непохож на рядового обывателя, так же и академическая музыка непохожа на «попсу». Академической музыке присущи высокодуховное содержание, стремление к индивидуализации как собственно содержания так и форм выражения, сложность этих форм, и постоянная ориентация на процесс интенсивного размышления, откуда возникают чрезвычайно развитые протяженные композиции, насыщенные развитием и трансформацией материала. На протяжении столетий, далеких от эпохи масскульта, улица не могла диктовать образованному сословию свои вкусы: интеллектуальная элита завладела всеми музыкальными институтами и средствами распространения музыкального образования – консерваториями, концертными залами и оперными театрами. Это была эпоха расцвета музыкальной классики вплоть до Первой мировой войны; элитарную музыкальную классику Европы политкорректные американцы XX века назвали «музыкой мертвых белых мужчин».В конце XIX века возникло новое музыкальное явление, во многом определившее лицо музыкальной культуры будущего. Это был джаз, музыка недавних черных невольников. Джаз был музыкой маргиналов, музыкой отверженных. Именно в этом качестве он завоевал весь мир, поскольку в XX веке революционные социальные трансформации породили значительное число людей, которые «не сумели», «не оправдали», «не вписались» и т.д. Частью в силу рождения и социальных препон, частью в силу психологической неспособности или нежелания, некоего внутреннего нон-конформизма. Однако джаз и джазовая публика – это интеллектуализированные маргиналы, маргиналы иронизирующие: именно таким был интонационный герой раннего джаза, герой регтайма и блюза, герой менестрельных шоу конца XIX века. Условно джаз – это музыка «бывших»: рабов, которые когда-то были свободными, бывших интеллигентов, которые стали дворниками и истопниками, младших научных сотрудников, которые ощущали себя Эйнштейнами. Джаз – музыка интеллектуального верха и одновременно социального низа, поэтому истинно отверженные вынуждены были придумать себе другую музыкальную нишу.В 50-е и 60-е годы на психологических «дрожжах» протеста и непризнанности возрос рок, музыка общественных низов, как говорил классик рока Элвис Пресли: «Я чувствую себя таксистом или водителем автобуса». Рок эксплуатирует музыкальный материал, имеющий древнейшее происхождение, когда человек в целом как член человеческого рода был еще «не вписавшимся» и «не нашедшим». В первобытную эпоху человек выражал себя нечленораздельными криками, ритмическими завываниями, притопыванием и приплясыванием, экстатическими возгласами, остинатными «ввинчивающимися» короткими фразами и т.д. Создатель рок-музыки – это «человек выживающий», противопоставляющий себя враждебной действительности. Это чувство протеста, чувство агрессивного самоутверждения питало рок-культуру во все годы ее существования. Рок означает неконтролируемое подсознание, вырвавшееся на волю и заговорившее собственным языком. На протяжении десятилетий рок был нужен молодежи, он стал ее суб-культурой, поскольку она протестовала против загоняющего всех в социальные «клетки» общества; культ успеха и благополучия, культ потребления, навязываемый и бесспорный, рождал столь же сильный протест среди тех, кто не мог или не хотел идти в колледж, заводить счет в банке, тянуть лямку в фирме X, брать кредит на дом, покупать машину, жениться, заводить детей, работать на то, чтобы они могли пойти в колледж и так без конца. Рок притягивал стихийных бунтарей из всех сословий и тех, кто в силу рождения и отсутствия социальных и материальных возможностей не мог идти проторенной дорожкой.Новым явлением в XX веке стало явление «рок-фанатов»: появился слой людей, живущих в виртуальном мире рок-музыки и считающих себя членами «рок-тусовки». Маргинальная психология этих людей, постоянное чувство отверженности, которое они испытывают, естественно толкает их к подмене действительной жизни виртуальной реальностью, роль которой играет рок-тусовка. Первобытный характер их психологии толкает их к поиску лидера, вожака, которым и является для них рок-кумир. Более того, в силу нон-конформизма и чувства отверженности и оппозиционности по отношению к обществу в целом, эти люди желают как можно острее противопоставить себя истеблишменту в любой форме: в одежде, в форме поведения, в образе жизни... Символом этого противопоставления является их принадлежность к фанатам той или иной рок-группы. Это мини-общество, их референтная группа, с которой они желают сблизиться как можно теснее. Формой такого сближения и является явление «рок-фанатизма», где собратья по рок-тусовке не менее важны, чем сам кумир. Хулиганское поведение, агрессия, активное нежелание вписываться в предуказанные социальные ниши – это также форма поведения самих рокеров, среди которых судьба самоубийцы Курта Кобейна, умершего от СПИДа Фредди Меркьюри, опустившегося на дно Малколма МакЛаррена является правилом, знаком принадлежности к тому социуму, который они выражают своей музыкой.Итак, расстановка сил на музыкальном рынке в 70-е-80-е годы XX века была такой: около 5% занимала академическая музыка, около 5% джаз, 10% принадлежало рок-культуре, 75% поп-музыке и 5% музыке традиционной (этнике). Интересно, что этот портрет потребительского рынка музыки, сделанный как слепок с отчетов о продажах фирм звукозаписи, отражает важные социальные пропорции. Так, количество безработных в развитых странах в «неудачные» годы составляло около 10-15% (рок-фанаты плюс джаз, то есть «отверженные», «маргиналы»), 5% жители сельской местности, фермерство, чей вкус склоняется к традиционной музыке; 5% интеллектуальная элита, научная и творческая интеллигенция, и все остальные, 75% добропорядочные обыватели: мелкие бизнесмены, менеджеры, клерки, чиновники, работники сферы обслуживания, потенциальные поклонники поп-музыки. В некотором смысле подтверждается, что музыкальные вкусы – это автопортрет общества, нарисованный им самим как результат самоощущения и самопознания.Последние десятилетия XX века отмечены новыми социальными явлениями. В частности, количественным ростом и расширением среднего класса. То есть основного потребителя материальных и социальных благ, функционера, успешно вписавшегося в систему, чьи идеалы недалеко ушли от идеалов мещанского сословия в любое время и в любую эпоху. Инструктивный характер поведения, который предписывает большинству современная цивилизация, обезличивание и ограниченность интересов толкают все больше людей в мир поп-музыки. (При этом необходимо отметить и многократно подчеркнуть: поп-музыка ни в коей мере не принижает художественное качество принадлежащих к ней произведений. Множество песен и российских и зарубежных авторов являют собой шедевры, но шедевры эти тем не менее принадлежат поп-музыке, как например, мюзиклы Ллойда Веббера или песни Дунаевского). Средний класс в последние десятилетия XX века расширяется за счет всех соседствующих сословий: в него мигрируют вчерашние интеллигенты – у них остается все меньше времени на свободное духовное развитие, они также становятся «винтиками» в рамках своей системы получения благ, им также навязываются определенные стандарты потребления. Свободно мыслящих интеллектуалов становится все меньше, они превращаются в представителей среднего класса, зарабатывающих умственным трудом, но духовно чуждых интеллигенции старого образца. В результате вымывается тот социальный слой, который веками питал академическую музыку.Потребление академической музыки все дальше уходит от духовного общения и духовной работы, каковым оно было с VII века, когда в рамках католического богослужения родилась европейская академическая музыка. Теперь это уже отдых, релаксация, снятие стресса – ни на что другое у многих бывших представителей интеллигенции нет ни сил, ни времени, ни желания. Посещение классического концерта, посещение фитнесс-клуба перед концертом и посещение ресторана после него – это единый комплекс социального поведения, нацеленный на светское общение и статусный отдых. Такое понимание слушания академической музыки в значительной степени влияет на манеру исполнения: музыка не должна отягощать, она не должна слишком волновать или, как говорят в быту, «грузить». В классической музыке сегодня ценится безукоризненная чистота и техническая оснащенность –здесь она сближается со спортом – и слушатель все больше превращается в созерцателя и стороннего наблюдателя, нежели соучастника музицирования, каким он внутренне был еще в послевоенные годы. Достаточно сравнить манеру дирижирования классиков дирижерского искусства и манеру дирижирования сегодняшних кумиров, чтобы услышать это принципиальное различие.Однако при всей переакцентировке самого акта общения с академической музыкой, она не перестает быть собой, то есть высокоинтеллектуальным и высокодуховным явлением искусства. Несмотря на все большую «рафинированность» и все меньшую «нагруженность» академической музыки, она остается непривлекательной для подавляющего большинства слушателей. Число поклонников музыкальной классики уменьшается год от года, падают продажи классических дисков, усыхает аудитория филармоний и даже оперных театров при всей престижности оперного искусства. Если тридцать лет назад гонорар оперного солиста за спектакль в Ла Скала составлял $30000, то сегодня он упал до $10000. Английский меломан, согласно социальным исследованиям, в восьмидесятые годы посещал концерты 10-12 раз в год, сегодня число посещений на одного слушателя упало вдвое и составляет 5 посещений. Число оркестров и музыкальных коллективов неуклонно уменьшается, стиль «продаж» музыкальной классики все более тяготеет к поп-музыке с ее системой звезд, с их баснословными гонорарами и имиджем «молодых, богатых и счастливых». Все чаще фирмы звукозаписи заботятся о презентабельной наружности исполнителя, о том, как он будет выглядеть на рекламных материалах, есть ли в его жизни некий «стори», «сюжет», который мог бы заинтересовать публику. Так, после выхода фильма «Шайн» о пианисте-вундеркинде продажи 3-го концерта Рахманинова, который звучит в фильме, возросли во много раз. Иными словами, в прежнем виде, соблюдая «чистоту жанра», академическая музыка существовать не может, ей приходится учитывать, что она, хочет она того или нет, становится частью «большого шоу-бизнеса», и, желая выжить, она вынуждена искать новые формы презентации: облегчать свой имидж, расширять репертуар за счет таких авторов, как например, чрезвычайно модный Астор Пьяццола, привлекать новые формы сотрудничества с неакадемическими жанрами.Увеличение роли среднего класса в современном обществе и его музыкального символа – поп-музыки – влечет также и к поглощению «музыкального низа». В последнее десятилетие XX века стали говорить о смерти рока, мелькнувшего на музыкальном горизонте как комета. В рок-музыке стал наступать стиль «диско», толкающий ее в объятия «попсы». Клубные дансинги, место отдыха менеджеров средней руки, все более заполонила изысканная поп-музыка, обработанная умелыми ди-джеями. В благополучном обществе современной Европы и Америки маргиналов становится в целом меньше, чем в послевоенные годы: питательная среда рока также вымывается как и питательная среда академической музыки. Переход от индустриального общества к информационному вызвал тектонические социальные сдвиги в Европе и США, что естественно привело к увеличению числа «изгоев», психологических, социальных и материальных в 70-е-80-е годы. Однако на излете XX века тех кто «не дотянул» и «не вписался» стало меньше, человек смирился с ролью функции в новой системе, процесс новой социальной стратификации был завершен и перешел в стабильную фазу, и вот уже пишут о том, что легендарный рок-фестиваль Woodstock, который собирал сотни тысяч, сегодня едва набирает десятки, что симпатичные поп-группы вытесняют рокеров. Аналогичный процесс происходит и в России.Современное общество становится все более гомогенным. Психология и образ жизни среднего класса становятся всеобъемлющими: в психологическом и эстетическом смысле это означает опору на обывательскую мещанскую культуру, на стабильность, на культ процветания, а следовательно, и культ потребления. Не случайно Джордж Буш победил на выборах лишь потому, что опирался на семейные ценности и взывал к морали. Семья среднего класса с домом, гаражом и бассейном – это оплот потребления и символ стабильности и благополучия. «Центрирование» общества вокруг среднего класса заметно и еще в одном музыкальном явлении, имеющем несколько иной характер по сравнению с уже упомянутым «вымыванием» академической и рок-музыки в связи с «вымыванием» их аудитории. Речь идет о набирающем популярность в XXI веке явлении под условным названием «cross-over», или «пересечение». Происходит примерно то, о чем писали в советских программах партии – всевозможное «стирание граней» (между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, между общественными слоями и сословиями). «Мировая деревня», единый для миллионов образ жизни, уровень доходов и шкала общественных ценностей приводят к унификации культурной продукции, которую потребляет общество в целом. Уже никого не шокируют совместные выступления Монтсеррат Кабалье и Фредди Меркьюри, Госоркестра России и ансамбля «Скорпионз». Возникает симфо-рок и симфо-джаз, живут и развиваются с большим успехом коллективы, которые провозгласили синтез жанров центром своей художественной политики. Это и академический «Кронос-квартет» и только что выступивший с гигантским успехом ансамбль Gregorian, взявший на вооружение культуру раннекатолического церковного пения в соединении с современным роком. На наших глазах рождается новая музыкальная культура эпохи глобализации. От классики она берет широту духовной тематики, протяженные формы и способность к развитию, от поп-музыки демократичность материала, его доступность и опору на мелодическое начало, от рока – обостренность ритмов, пластическую выразительность и тяготение к шоу-программам, к сценическому обыгрыванию звучания, от джаза – стихию свободной импровизационности.В «cross-over» органично включается и этника, так называемая «world music». He случайно такую популярность завоевывают Чезария Эвора, муза Островов Зеленого мыса; знаком «cross-over» становится латиноамериканская музыка, в том числе и Астор Пьяццола.Такие авторы как Леонид Десятников пришли к всеобщему синтезу на волне постмодернизма, но из цитирования и иронии эта всеядность превратилась в собственный новый музыкальный язык. К тому же пришли своим путем классики современной музыки Арво Пярт и Гия Канчели. Появление такого рода тенденции говорит не только о все большей гомогенности общества как одном из признаков глобализации. Здесь имеет место и повышение интеллектуального уровня слушателей, поскольку эта новая музыка многократно сложнее и оригинальнее натуральной поп-музыки: причиной этого является то, что современный представитель среднего класса, закончивший колледж, конечно же более образован и умственно более развит, чем домработница тридцатых годов или бухгалтер в нарукавниках пятидесятых, которые заслушивались простодушной поп-музыкой тех лет. Однако установка на отдых, грань, отделяющая «новую попсу» от староклассической духовной работы, все же остается актуальной: новая музыка третьего тысячелетия не сливается с классикой прошлых веков – она останавливается на «золотой середине».Явление «cross-over» является также знаком своего рода дистанцирования слушателя от искусства. Если раньше музыка была естественным средством и рупором социальной самоидентификации, то теперь эта ее роль уже не столь актуальна. С чем он может самоотождествиться в рамках культуры «cross-over», отрицающей всякие рамки и характеристики? Эта культура созвучна новым импульсам, идущим из глубин современного «коллективного бессознательного»—тенденция пока не господствующая, но уже весьма влиятельная, последствия которой скажутся в жизни следующих поколений. Возможно, процесс идет в сторону глобального социального синтеза, которому суждено растворить в себе имеющиеся национальные, этнические, религиозные, политические и прочие противоречия современности...