Проза Кишинёва! Отрывок рассказа!!!!

Отражение. Гипнотически отдаляя мобильный телефон, чувствую вкрученные в глаза объективы. Ловя фокус заторможенным движением головы, внезапно представил себе средство мобильной связи из семи букв, и тотчас увидел его чётким и неподвижным. М.Горький? Во что веришь, то и есть?! В прямоугольном отражении задрожал глаз, перечёркнутый четырьмя полосками. Я определённо чего-то жду. Звонка? Всё внимание на трубке, не замечая меня, молчит. Жду. Придвинул нос к телефону. Стоит отвлечься, тишина стреляет мелкими очередями, думаю только о звонке. Заполнить пустоты мыслями, не дать пустотам сожрать их. Только я, телефон, я, телефон, мысли, мысли о телефоне! Миг длинной в ожидание, глаза наполняет пластмасса. Зазвенел. Дрожь вибросигнала пройдя по столу, вонзилась мне в руки. Застыв, мгновенно метнулась в грудь, голову, всё тело. Сообщение, стало быть! Лихорадочно схватил мобильный, проскользил большим пальцем по кнопкам: "Обзор". "Jdu Vas u pam9tnika Lazo. Pora". Вот те раз, ошалел. Что это вообще такое? "Отправитель неизвестен". Лазо, памятник Лазо? Кинул взгляд на лежащий в правом части стола револьвер. Чёрный, тонкий, холодный "Браунинг", нацелен в окно. Воплощенная эстетика убийства, из такого не стыдно и получить пулю. Поглядел, значит Лазо. Замок щёлкнул, ещё раз, ключ, толкнул плечом дверь, шаг, развернулся, ключ, замок щёлкнул, ещё раз. Воздух в подъезде наполнен чем-то невыносимым, как-будто я опустил голову к тарелке молочного супа с макаронами, а оттуда пар. Дышать нечем! Вынул ключ, положил в карман. Теперь вниз. Идти сложно, боюсь упасть, наступаю на ступеньки со всей силы, будто продавить хочу. Взялся за перила, все в каком-то ..., как-будто о них скабливали грязь с ботинок. Тёмные 3-4 метра до дверей, шатает, ещё чуть-чуть. За ручку, повалился всем телом, шаг. Свежий воздух привёл в какое-никакое чувство. Стало легче. Широко растопырив ноздри, вдыхаю, прохладно. Вернуться за курткой! Ещё раз, закашлялся, чуть не упал. Трудно дышать, еле спускаюсь, вижу только потолок изнанки ступеней, лоб параллелен ему. Опять, голова начинает шалить, не кружится, а плавно подлетает и так же плавно идёт на посадку, и опять. Не стал браться за перила, в пьяном пике развернулся в направлении тоннеля 3-4 метра, врезался в дверь, упал. Так лучше. Лёжа на пороге, исподлобья загляделся на монохромное небо. Первый раз вижу чёрно-белый закат. Как чернила втёртые ваткой в бумагу, облака переливаются из серого в чёрный. Отряхнул колени и локти, вышел из-под козырька. Моросит. Как-то необычайно легко начал двигаться в сторону остановки. Ещё посмотрел под ноги, ни встал ли на эскалатор? Вроде нет, но и не я иду. Ноги быстрее обычного меряют шагом мокрый асфальт, по инерции плыву за ними, так, что даже верхняя часть туловища прогибается назад и провисает. Прокатясь до спуска вниз с горки и мгновенно пролетев её, я был уверен, что шёл не я. Меня шли. Остановка кишит людьми или кем-то ещё, выдающими себя за таковых. Резкие сквозные взгляды цепляют, проходящие налево палят левым, те что направо, правым глазом. Перпендикулярный парень с сигаретой, глазеет "по-македонски". Ускорившаяся толпа слилась в однотонную кашу, стало невозможным различать её хоть по каким-либо признакам, передний план стал фоном. В бешеном водовороте мата, шарканья подошв, разлетающихся луж, смеха, нытья, прочих, уже неидентифицируемых звуков и созвучий, я окончательно поник и вышел из равновесия. Глаза поползли к щекам, вырываясь из орбит. Задираю голову вверх в попытке сдержать их, всё равно лезут. Картинка смазалась, поплыла круговым движением часовой стрелки. Спиралевидный интерфейс окружающего мира заставляет испугаться: калейдоскоп дорог, людских каш, гипнотизирующе закрученного неба, зомбирует, глядя в одну точку. Являющуюся мной. Капля дождя попала в глаз, заморгал. Унылая действительность растеклась по сетчатке вслед за водой, являя собой рогатый параллелепипед на колёсах, катящийся по разбитому рельефу унылой жизни. Предвкушение – тень предвиденья. Скучно быть Богом. Стоял я однажды у "Детского Мира", ждал троллейбус. В течение 15-20 минут ни один не приехал, и было нас человек 200 на остановке. Очень хотелось уйти, подняться выше, сесть на другой транспорт, но я стоял. Вероятность того, что банка набьется и сесть не удастся, зашкаливала. Люд грезил опустить свои задницы на пластиковые сиденья, и когда подъехал номер 25, стало не по себе. Разъярённые руки-ноги толкали, пинали друг друга, как к бесплатным окорочкам из рук Жириновского, рвались, пробивались. Хаос, эйфория, агония, горящие глаза, острые зубы, ужас! А я спокойно стоял, лишь пару шажков в направлении движения колёс сделал, наполняясь предвкушением. Двери распахнулись передо мной! Люди кричали, толкались, но я уже влез, в раздвинувший ноги троллейбус, пустивший меня в себя. Неудача метафоры состояла в том, что все эти особи разных полов, лет, социальных слоёв, политических взглядов, оттенков кожи и национальностей, стояли за моей спиной. Я метнулся вперёд, вправо, ухмыляясь, сел. В грязном окне, конвейерной лентой, бежала жизнь, вогружённая бесчисленным количеством фар, фонарей, рекламных щитов со слонами, прочей непроглядной фигнёй. Резко потемнело. Кондуктор небрежно впихнула мне в руку серо-коричневый билетик. 462 588. Двенадцать на двадцать один. Следующий раз повезёт. За несколько остановок троллейбус набился донельзя. Сидя на одиночном месте, на плечи всегда садятся два парня дико похожие на меня. Справа в белом халате, слева в красном облегающем костюме. Справа с крыльями и нимбом, слева с хвостом и рогами. Не говоря ни слова, только жестами правый предлагает мне встать и уступить место маленькой девочке с мамой. Так же беззвучно, туша о моё ухо сигарету, левый смотрит мне в глаза и мотает головой, подобно маяку. "Чтоб ты сдох". Я прислушался к красному. Так сильно набился, что бедная девочка ломается пополам о мою ногу, сверху давит мама. Медленно повернул лазер взгляда, покосился. Глаза девочки лопаются от смеха, а губы, ломая полемику моих уменьшенных клонов, шепчут, выпуская изо рта: "Чтоб ты сдох". Белый и красный, ошалевши, смотрят друг на друга из-под подбородка. Не свалитесь! Замерев в прямой лиц, читаю по губам: "Чтоб ты сдох". Стекая по щекам, смех наполняет уста малышки, наполняет весь троллейбус. Медленно поворачивая голову к стеклу, смеётся ещё сильнее. Я поворачиваюсь в том же направлении, что и девочка. Красный падает на пол. Белый, пошатнувшись, держится за воротник рубашки. Я смотрю в окно, девочка вопит сквозь смех, заливается и ревёт. Я стою на той стороне дороги. Я смотрю на себя в троллейбусе, я смотрю на себя на дороге. Я приближаюсь к себя. Я вижу себя. Дважды и одновременно. Оттуда и туда. В прямоугольном отражении задрожал глаз, перечёркнутый тремя полосками. Вышел на остановке и закурил. Кто-то играет с колёсиком громкости в моей голове. Туда. Обратно. Громко. Тихо. Большим и указательным пальцами сдавив его, раскручивает вперёд и назад. Чтоб я сдох? Громче! ЧТОБ Я СДОХ? Ещё громче! ЧТОБББ Я СДООООХ? Теперь прочти неслышно: Чт сдо? На полную. И опять еле слышно. ЧТОБ ОООХ! Спроси себя и ответь: Чтоб я сдох? Вывинти колёсико и выкинь! Ещё не знаю, что мне ответить. “Здесь общественное место”.