Как убежать в МАССР. Дневник Хавы (много букв).

Хава ВАСИЛЬКОВСКАЯ родилась в 1910 году в Кишиневе, в многодетной еврейской семье. Когда за Днестром началось строительство новой страны, Хава, как и многие ее сверстники, увлеклась революционными идеями. И это юношеское увлечение определило всю дальнейшую ее судьбу. «ЧТОБЫ ПЛЫТЬ В РЕВОЛЮЦИЮ ДАЛЬШЕ» 24 января 1930 года в Кишиневе была организована демонстрация с требованиями плебисцита. Собралась наша группа (40-50 человек) в Полицейском переулке и под красным знаменем двинулась к центру города. Мы успели пройти только один квартал: внезапно в толпу демонстрантов врезалась жена министра Ницу, хотела вырвать знамя, началась потасовка. Супруга министра вступила в драку с Рухалы Рыжей. Появившаяся полиция избила демонстрантов, многие мои товарищи были арестованы и приговорены к разным срокам тюремного заключения — от года до трех лет. 1 января 1931 года мы решили собраться у товарища Рабинович в доме по улице Измаильской на втором этаже (напротив синагоги Экше-рин). Пришло около ста человек. Из Культурлиги пригласили докладчиков. Все три комнаты украсили лозунгами, портретами Ленина, флажками. А на столе были разнообразные вина и закуски. Едва лектор из Культурлиги закончил свой доклад, как пришел дозорный с сообщением: сосед с первого этажа отправился в полицию с доносом, что здесь собрались коммунисты. Мы поверили, потому что этот сосед уже дважды поднимался к нам и требовал, чтобы мы разошлись. В ожидании гостей мы быстренько привели квартиру в порядок — портреты Ленина убрали, флажки сняли, а товарищей, чьи лица были хорошо известны полиции, спрятали в последнюю комнату. Сами танцуем, пьем вино, словом, веселимся вовсю. В три часа ночи пришли комиссар и двое солдат, сказали, что у них есть сведения, будто здесь собрались коммунисты. Мы успокоили представителей власти и заверили, что заканчиваем праздничный ужин и очень сожалеем, что нам испортили встречу Нового года. Комиссар нам поверил и даже не стал проверять комнаты. Полицейские ретировались, а под утро, закончив свою программу, разошлись и мы. А сосед с первого этажа, который донес на нас полиции, очень скоро пожалел о содеянном. Утром все окна в его коридоре оказались разрезанными (кто-то из наших умело поработал алмазом), а из бочек на его оптовом складе ручьями текло по земле подсолнечное масло. Что называется, не рой другому яму! Сентябрь 1931 года. Мы с товарищами договорились с контрабандистом Димой (который потерял одну ногу от пули советского пограничника), что он переведет нас через границу. Однако об этом узнал другой контрабандист, Гриша, который чего-то там с Димой не поделил, и сообщил румынской полиции о нашей группе. Мы, естественно, ничего об этом не знали, и когда, как и договаривались, прибыли на встречу с Димой в район Оргеева, нас догнал в поле какой-то человек на телеге. Он сказал, что полиции о нас уже известно, и велел спрятаться в поле между кукурузой. Трое суток мы просидели без еды и питья, по дороге несколько раз проезжали полицейские, но на наш след так и не вышли. А на четвертый день появились другие контрабандисты, которые проводили нас ближе к Днестру. В нескольких километрах от берега в одной из хижин нас ждала лодка, и мы несли ее на плечах до самой реки. Нас спрятали в прибрежных зарослях. Контрабандист пообещал задавить того, кто кашлянет. И он действительно сдержал бы свое слово. Но мы были так напуганы, что даже те, кто успел подхватить бронхит, ничем себя не выдали. В тот момент, когда началась смена караула, контрабандисты спустили лодку на воду и погрузили в нее людей: мужчин усадили на весла, женщин — сзади. Сами они заняли другую лодку. По договору контрабандисты должны были сопровождать нас до советского берега. Но, увы! Доплыв до середины реки, они наотрез отказались идти с нами дальше и стали требовать пароль, чтобы получить деньги с моих родителей. Поднялась паника, и кто-то вместо пароля «хлеб» буркнул какое-то другое слово. Потом уже я узнала, что, придя к моим родителям за деньгами, контрабандист не смог назвать пароль, и в семье решили, будто со мной что-то случилось. Родители были в жутком состоянии до тех самых пор, пока не получили от меня весточку через друзей-коммунистов из Бельгии. С грехом пополам добрались мы до советского берега. Продрогшие, голодные, мы были счастливы услышать лай советских собак. На границе никого не было. Мы начали кричать, что прибыли перебежчики из Румынии. Через некоторое время появились два красноармейца. Они сняли с себя шинели и дали их женщинам. Красноармейцы на конях, а мы пешком двинулись к заставе, которая называлась Цыбулевка. А на следующий день нас отправили (опять- таки пешком, так как транспорт был занят на уборке урожая) в Рыбницу…